Тáту

— Вы знаете, неудобно мне офицера-медика, да ещё почти коллегу, в санитары брать. У нас тут появился вакант старшего сестринской бригады. Пойдёте? Но предупреждаю: больные у нас далеко не простые. Насильники, убийцы… многие из них рецидивисты. Недавно сестру в заложники взяли. Пришлось ОМОН вызывать. Шесть часов вели переговоры. Слава богу, обошлось без жертв.

Я с радостью переписал заявление и через неделю вышел на первое дежурство в психбольницу строгого и интенсивного наблюдения. Первый месяц — испытательный срок, во время которого меня проверяли сёстры, охрана и пациенты.

Отделение рассчитано на сто двадцать человек. В ночную смену заступает бригада из двух сестёр и трёх санитаров. После отбоя двери палат закрываются контролёрами из ведомственной охраны, которые в течение ночи ежечасно обходят отделения. В мои задачи входило организовать досуг пациентов, патрулирование палат, выдать вечерние, ночные и утренние таблетки и описать поведение больных, находящихся под особым наблюдением. Суицидентов, в остром психозе и склонных к побегу.

К любой работе можно привыкнуть. И я постепенно свыкся с тем, что открываю неведомую для меня жизнь за колючей проволокой. К тому, что каждую субботу необходимо устраивать шмон палат с простукиванием стен деревянной киянкой, к тому, что за стакан нифелей или отработанной чайной заварки пациенты моют пол и стены, к тому, что все лекарства помещаются в пенициллиновые пузырьки и заливаются обыкновенной водой, а после осмотреть полость рта, чтобы никто не утаил там лечебный коктейль. Пациенты здесь лечатся годами и получают пенсию по инвалидности, которая сравнима с моей повышенной стипендией.

Работа научила меня не бояться людей, пусть и таких нездоровых. По ночам я перечитывал многотомные истории болезни с развернутыми анамнезами. Например:

«Отца не знает. Наследственность отягощена алкоголизмом матери, которая лишена родительских прав. В детском доме употреблял алкоголь, курил, дрался, сквернословил, дублировал классы. В пятнадцать лет после драки с учителем ему психиатром диагностирована психопатия. В двадцать лет совершил вооруженный грабёж. Находясь в СИЗО, удушил сокамерника. Заявил себя санитаром общества. Направлен на принудительное лечение…»

Я перечитывал три тома истории болезни относительно невзрачного на вид мужичонка с серебряными фиксами во рту и не мог поверить. Шестнадцать убийств. Расчленил, зарезал пилой, убил ломом, утопил…

Он лежал в первой палате, которую я про себя окрестил блатная, так как в ней лечились местные авторитеты. Там был собственный телевизор и видеомагнитофон, там всегда незаметно для охраны варили чифирь на унитазе, и там жил женщина-мужчина, которого иногда сдавали в аренду соседям. Во время обходов её тщательнее других простукивали, но найти запрещённое не могли.

— Док, послушай меня! Как там у вас в академии учат. Чё-то кашляю, и в груди стреляет.

Я оторвался от описания дневника и посмотрел на зашедшего в постовую комнату пациента. Серая кроличья шапка набекрень, майка-алкоголичка, синие спортивные штанишки с черными лакированными туфлями, рисованные перстни на пальцах и бегающие по углам глазки.

— Раздевайтесь по пояс.

— Давай на ты. Зови меня просто Кеша… Говорят, у тебя скоро выпуск? Далеко отправляют служивого?

— Откуда вы знаете?

— У нас тут нет секретов. Ещё ты сюда не пришёл, а мы знали, что к нам идёт новый медбрат из академии.

— Покашляйте… А теперь задержите дыхание…

Я невольно рассматривал Кешины росписи на груди и размышлял. Сталин, Ленин, Маркс, вперемешку с латынью, крестами и таинственными аббревиатурами. Зачем он пришёл? Что искал он в моём кабинете?

— Ну как там у меня? Жить буду?

— Нормально… Курить надо меньше, Кеша.

— Уж поздно бросать.

— Кеша, скажи, а почему тебя Санитаром зовут?

— Всё просто, док… Общество освобождаю от балласта. Вот ты пользу приносишь. Лечишь. Я бы тебя не тронул… Думаешь, я просто так убивал? — спросил он после паузы… — Нет. Я сначала за жизнь поговорю, узнаю, что за человек…

Кеша ушёл, оставив меня надолго в размышлении, чем же болел Кеша и излечима ли его болезнь. Через три месяца в бурятский гарнизон пришло письмо от знакомой медсестры из больницы. Она сообщала, что первая палата взяла в заложники дежурную смену и совершила побег. Двоих застрелили ОМОНовцы, остальным удалось скрыться.

30.12.1997

«Письма к самому себе или борьба с депрессией»

Тяжесть и боль обрушиваются на меня с новой силой, когда, казалось, их уже совсем не ждёшь, они, словно подводные камни, перекрывают мой извилистый путь на дороге жизни. Порою я не справляюсь с этим могучим течением, не вписываюсь в эти резкие повороты, и меня выбрасывает словно рыбу на песчаный берег. Изгибаясь всеми своими мускулами и судорожно раскрывая фибры, я пытаюсь вернуться в лоно жизни.