Читаем Татуиро (serpentes), третья книга трилогии полностью

Татуиро (serpentes), третья книга трилогии

В чёрной пустоте перед ним, казалось, только протяни исколотую холодом руку, висел огромный шар, сплетённый из множества расписных тел. Змеиные тулова струились цветными шкурами, замирали, и в местах, где их кожи соприкасались, мелькали, отскакивая, зелёные искры, гаснущие в пространстве. Весь сотканный из движения, шар медленно вращался.

Витька протянул руку, и перспектива изменилась, показывая, как крошечны его растопыренные пальцы и как далеко висит в пустоте гигантская живая планета, сплетённая из живых реальностей, выглядящих, как змеиные тела.

"Там. Они обе там. И там - всё"

Из точки соприкосновения двух длинных тел выпал в пространство зелёный светляк. И погас, умирая. Витька вперил взгляд в точку, откуда он появился, и, напрягшись, изо всех сил кинул себя в пустоту, отделяющую его от сплетённого мира.

"Там. Там, там", - билось в голове, и он повторял, перекосив пересохший рот, и летел вперёд всё быстрее, пока груда шевелящихся тел не ударила по глазам сплошной стеной, взорвавшейся вверх и в стороны. Он устремил себя прямо в пульсирующие петли, и, когда яркая зелёная вспышка ударила в глаза, прикрыл их руками, но тут же убрал их от лица, боясь упустить цель. Но за это мгновение всё изменилось.

Повиснув, смотрел с удивлением. Мир из змеиных тел исчез, на его месте покачивался ёлочный шарик, припудренный серебристой пыльцой. Проволочная петелька чуть согнулась, и от неё вверх, в бесконечность, уходила цветная нитка. Он сам когда-то, миллион лет назад, сидя с мамой на старом диване, продевал эту нитку в петельку, завязывая узелок. Шарик покачивался, и на боках его непрерывным калейдоскопом менялись картинки, маленькие и множество. Обычной земной жизни.

- Да, - сказал он и, рванувшись вперед, сделал ещё усилие.

- Да!

Собственный голос ударил его по ушам, выдергивая из сна. Витька сел, медленно расслабляя напряжённые мышцы и подтягивая одеяло к груди.

- Аглая? - позвал, не поворачиваясь к её подушке, потому что уже знал - там пусто. Но повторил:

- Надя?

Шумела в батареях вода, далеко внизу пиликала музыка, бормотал где-то телевизор, ахая и треща выстрелами. И тихо скреблось что-то о подоконник за чёрной задернутой шторой.

Откинув одеяло, увидел непривычно чистую кожу и, сморщившись, быстро отвел глаза. Ничего, даже красных следов, что оставались, когда его Ноа соскальзывала, отрываясь. Звук за окном беспокоил, и он спустил ноги с кровати, встал, слушая боль в мышцах, и потер бедро, горящее после холода пустоты. Обойдя пустую кровать, отдёрнул край ткани и прислонил лоб к холодному стеклу. За окном снег укрывал мохнатые от свежей листвы деревья, светились на белом жёлтые пятна фонарей. Мелкая злая крупа летела в стекло, поскрёбывала его множеством маленьких коготков. Витька бросил штору. Кончается май, всё верно, вот и снег.

Уйдя от окна, остановился посреди комнаты, оглядываясь. И что теперь? Исчезли обе, одна, которую обещал защитить, и другая, которая могла повести... Как защищать, если попытка найти их закончилась пробуждением? Там была пустота, и он был в ней один. Но что-то мог! Он вспомнил, как удлинялась в бесконечность рука, крутящая планеты. А тут...

Белел на столе компьютер, поблёскивали за стёклами шкафа чашки и корешки книг. Черным прямоугольником стояла распахнутая в коридор дверь.

И тут пустота. И в ней - тоже один.

Собираясь с мыслями, включил свет, отворачиваясь от пустоты углов. Оделся, натягивая трусы и джинсы, те самые, в которых летал. Просунул голову в футболку и подхватил на руку свитер. Постояв, надел и его. Мыслей не было. Одиночество встало рядом и, взяв его руку ледяными пальцами, махнуло второй, как фокусник, рассыпая будущее колодой брошенных карт: работа, снимки, разговоры с Альехо, журнал и похвалы, поездки, может быть, девушка, милая и красивая, а может, просто милая, чтоб встречала в дверях, прижимаясь и держа на весу руки, испачканные в муке. Сны... Ах да, ещё кошка, маленькая, черная...

Закричав непонятные скомканные слова, кинулся к телефону, уронил на пол старый аппарат, путаясь в спиральном гибком шнуре. Еле попадая пальцами в дырки, набрал номер.

- Альехо, Илья Афанасич, мне надо срочно! Я знаю, вы можете... Скажите! Да вы же учитель, чёрт бы вас! Да. Да! Я понял! Спасибо!!! Я еду!

И аккуратно положил трубку на рычаг, глядя на выдернутый из розетки в стене шнур мёртвого телефона. Ещё раз сказал шёпотом:

- Спасибо, вам. Да.

Выскочил в прихожую, ткнув ноги в ботинки, срывал куртку с вешалки, топтался, хлопая себя по карманам и лихорадочно прикидывая, где лучше поймать машину, хорошо - ночь, доберётся быстро.

Хлопнув дверями, повернулся к лифту и застыл, глядя на обитую алюминием дверь их студии, что находилась в получасе езды от его дома.

- Так. Да, - сказал хрипло. И, шагнув к двери, потянул на себя ручку.