Татуиро (Serpentes)

— Конечно! А ты думал, мир держат деньгами? Или — едой? То, что для тела, оно есть у каждого животного, и лесной кот может убивать лучше, чем многие люди, а любая птица совьёт гнездо и выведет птенцов. Но совершать поступки вне логики могут лишь люди и беззаветнее всех — вы, мастера. Мастера света, доброты, времени. Для того вы и есть, счастливцы.

— Да уж. Счастливец я, дальше некуда…

Ноа откинула голову и расхохоталась, всплёскивая красивыми руками. Смеялась, облокачиваясь на подушки, сгибая в коленях ноги, и даже подняла одну, показывая круглую розовую пятку, потягивалась, как большая кошка. Витька посмотрел с удивлением:

— Ты чего? Вдруг?

— Смешно ворчишь! — она вытерла уголок глаза, продолжая смеяться.

И Витька засмеялся тоже, глядя на неё, красивую, сильную и такую одинокую без своего дурацкого ахашша, в чужом мире, где был у неё только один он, дурак, научивший змею грустить и смеяться.

— Ты так и поглупеешь, со мной-то… Мне уже хочется сказать — ой, дура!..

— Нет, Витя. К сожалению, твоему сожалению, не смогу поглупеть. Умела бы хотеть, то и хотела бы этого. Но я Ноа. И солгать никогда не смогу тебе.

— Мне тебя жаль, Ноа.

Она кивнула:

— Да. Вот способ удержать тебя. Мы будем вместе.

— Скажи, Ноа. А если я стану тебе бесполезен, ты меня предашь? Да?

Она перестала смеяться. Посмотрела внимательно и с сожалением.

— Я никогда не предам тебя, мастер. Не умею этого. Но я сделаю так, как велит мне мой разум.

Снова пришла и встала в кухне тяжёлая тишина, и огонёк, пометавшись, вытянулся ровной ниткой.

— Значит всё-таки предашь…

Она не ответила. Смех умер, будто сгорел в ровном пламени. Витька страшно захотел в комнату, посмотреть, как там Аглая, нагнуться над тихим лицом и услышать, как дышит, зная, что в её человеческом сердце — он сам.

— Рассказывай дальше.

…

— Когда великий Ахашш понял, что вы жизнеспособнее нашей расы, он сбросил шкуру старого мира и создал другой. В новом мире змеи и люди стали жить вместе, рядом. Люди строили города, прекрасные, как утренний сон. Устраивали праздники, и наступила эра благоденствия. Дети людей и змей рождались рядом. Но змеи не могли сломать рамок своего разума и делали то, что людьми трактовалось как предательство.

— Что именно? — перед глазами Витьки вновь засветила багровыми факелами пещера, наполненная серым туманом и лианами, распинавшими людские тела.

— Многое. Это неважно сейчас перечислять.

— Мне важно!

— Змеи жаждали жизни и брали её, извлекая эмоции. Зачем ждать долго, если можно что-то сделать быстро? Глупостью людей легко управлять. Забери женщину, и мужчина, тоскуя, будет искать, хотя вокруг множество других. Уведи ребенка, и мать захлебнётся в горе. Дай одному то, чего нет у других, и вырастет зависть и злоба. Змеи стали выращивать низкие быстрые и мощные чувства. Энергия их велика, и раса змей набирала сил.

— Какие же вы. Так нельзя, это, это… Сволочи вы.

— Всего лишь эксперимент, мастер.

— И что потом?

— Потом выяснилось, что путь этот неверен.

— Не помогли вам низкие человеческие чувства? Об этом вы не подумали, о том, что низкое не сможет дать настоящую силу?

— Не только это. Люди ведь тоже учились у змей — думать. Цивилизация обеих рас накопила множество знаний. И люди стали защищаться. Была война.

— И — кто?

Ноа пожала круглыми плечами:

— Никто. На вашей стороне была жертвенность и бесполезный героизм, на стороне змей — холодный разум. Война длилась и длилась, истощая обе расы. Города поглотили джунгли, оружие приходило в негодность, а делать его сами змеи не могли. Они забирали людей к себе, чтоб те работали, но люди предпочитали умирать, почти все.

— Но некоторые всё-таки работали, да?

— Конечно! Змеи долго готовили людей, и многие из них изменились. В нужную сторону. Но другие сводили на нет все разумные усилия.

— Знаешь, я не могу вас пожалеть. За это. Вы заслужили кару.

— Возможно. Но мы пытались выжить. И не могли. А когда стало ясно, что мир зашёл в тупик и все средства исчерпаны, великий Ахашш сменил шкуру мира ещё раз. Погибли почти все — и змеи, и люди. Кроме Избранных, вошедших в спячку в нижних пещерах. Они, проснувшись, основали новый мир.

— А люди? Вы всех уничтожили?

— Не всех. Были отобраны самые здоровые особи, мужчины и женщины, дети. И сохранены.

— Господи! — Витька стукнул по столу кулаками, отгоняя кружащиеся перед глазами картинки.

— Есть такой яд у некоторых членов ахашша…

— Пе-ре-стань!

Ноа послушно замолкла, ожидая. Тишина звенела еле слышно, и в ней Витька услышал тяжкие удары. Понял, это его сердце пытается справиться.

— Дальше. Говори… дальше.

— А дальше… Было ещё множество миров. Один за другим. Разных. Все они что-то давали разуму ахашша, удерживая мир на краю пропасти. Пришёл и этот мир в череде прочих. Мир счастья для людей, окруженных заботой. Без памяти о прошлых реальностях, ничего не зная, они живут в деревнях, ведя простую жизнь, ходят на охоту и любят друг друга.

— А змеи?

— Для людей они — легенды. Невидимое и неслышимое, то, что прячется на концах дальних троп. Владыки.

— Подожди. Если легенды, значит, — выдумка? И люди живут, думая, что вас нет?