Татуировки. Неизгладимые знаки как исторический источник

Чтобы оценить способность первобытного человека создавать произведения искусства, некоторые специалисты предлагают различать такие категории, как «символ», «визуальное мышление» или «интуитивное мышление». Естественно, в этой области науки разворачиваются бурные дебаты. Если говорить об изобразительной деятельности, символ представляет собой более глубокое абстрактное понятие и, соответственно, результат более сложных умственных процессов по сравнению с реалистическим «копированием». Часть ученых предполагает, что, хотя неандертальцы добились большого успеха в интеллектуальной деятельности, они мыслили еще в большей степени интуитивно. Другие считают, что даже наскальное искусство кроманьонцев, демонстрирующее поразительно точное воспроизведение натуры, не свидетельствует о наличии символического мышления. Не исключается, что анатомически современные люди верхнего палеолита, украшая своими рисунками стены пещер, делали это, скорее полагаясь на интуицию. Вместе с тем не отвергается и способность человека умелого, прямоходящего и «разумно-неандертальского» мыслить символически. Что же до изобразительной деятельности кроманьонцев, она рассматривается как «визуальное мышление», часть «интуитивного». И, наконец, третий взгляд – живопись эпохи верхнего палеолита реалистична по форме, но глубоко символична по содержанию.

Рассмотрим подробнее некоторые аргументы участников дискуссии. Так, несколько лет назад антрополог Йан Тэттерсолл выдвинул предположение, что еще 70 тысяч лет назад неандертальцы, населявшие Европу, не владели членораздельной речью, не были способны вычленять из своего повседневного жизненного опыта абстрактные понятия и оперировать дискретными ментальными символами. Мотивация их действий была интуитивной, она не основывалась на символических представлениях о природе вещей.

Такую позицию исследователя можно назвать консервативной. Впрочем, необходимо будет заметить в скобках, что в большинстве недавних отечественных учебников по антропологии неандертальцам вообще было отказано в полноценном владении речевым аппаратом, а давность членораздельного общения оценивалась всего лишь сроком 40 000 лет (Кстати, непонятно как тогда общались протокроманьонцы в Палестине 120–100 тысяч лет назад[22]).

Итак, по мнению Тэттерсолла, «неандертальцы демонстрировали очень сложный, в некоторых своих аспектах совершенно восхитительный образ жизни, основанный на могучей интуиции этих разумных существ. Несомненно, они говорили. Также несомненно, что это был язык, непохожий на то, что мы под этим подразумеваем».

Почему американский антрополог пришел к таким выводам? Дело в том, что, согласно его определению, речь – бесспорно символическая мыслительная функция. Неандертальцы же априори отказались на пути своего эволюционного развития от драгоценных преимуществ символического мышления, благодаря чему были вытеснены с лица Земли кроманьонцами, около 40 тысяч лет назад пришедшими в Европу, принеся с собой «скульптуру, живопись, музыку, орнаментацию собственного тела, тонкое понимание различных материалов, сложные обряды погребения, традиции украшения утилитарных объектов». Все эти проявления деятельности анатомически современного человека расцениваются как доказательства символических мыслительных процессов.

Теперь послушаем сторонников другой точки зрения. До изобретения звукозаписывающих устройств сигналы, произнесенные вслух и два миллиона, и две сотни лет назад исчезали безвозвратно. На этот источник слишком сложно опираться для установления уровня умственной деятельности наших далеких предков и их близких родственников.

Живопись и скульптуры, созданные людьми верхнего палеолита в реалистической манере не символичны, это подобия или имитации. Способность рисовать копии функционально обеспечиваются частями головного мозга, не совпадающими с областями, ответственными за членораздельную речь. На этом основании можно допустить, что неандертальцы мыслили более символически и говорили еще более артикулированно по сравнению с кроманьонцами. Символическая речь, с одной стороны, и живопись, с другой, могли быть параллельными, если не конкурирующими, способами ментальной активности.

Современность демонстрирует нам мало примеров тому, чтобы великие скульпторы или художники были одновременно великими писателями или философами (мемуарная беллетристика не в счет). Так же трудно назвать примеры великих композиторов, давших начало новому философскому учению. Мало известны и знаменитые писатели, бывшие одновременно бы гениальными живописцами. Но, как пишет Эндрю Джайлз, если после Джейн Остин не осталось написанных ею картин, значит ли это, что она ничего не написала? Или это был псевдоним художника, скажем, Джона Констэбла?

Применительно к нашим почти что современникам подобные рассуждения кажутся нам просто смешными. Но почему они не кажутся нам такими забавными, когда речь идет о неандертальцах и кроманьонцах?

Владение словом может быть не менее символично, чем буквальное изображение действительности на холсте.