Татуировщик из Освенцима

— Я настаиваю, Татуировщик.

Эсэсовец широко открывает двери, и они входят в помещение, напоминающее пещеру. Оно заполнено телами — сотнями обнаженных тел. Они навалены друг на друга, конечности скрючены. Неподвижный взгляд мертвых глаз. Мужчины, молодые и старые, внизу дети. Кровь, рвотные массы, моча и фекалии. Все помещение пропитано запахом смерти. Лале пытается сдержать дыхание. Легкие горят. Ноги под ним вот-вот подогнутся.

— Вот черт! — восклицает за его спиной Барецки.

Это одно слово из уст садиста лишь увеличивает бездну бесчеловечности, в которую погружается Лале.

— Сюда, — указывает офицер, и они идут за ним к стене, где рядом лежат два мужских трупа.

Офицер заговаривает с Барецки. В кои-то веки тот не находит слов, лишь сообщает эсэсовцу, что Лале понимает немецкий.

— У них обоих одинаковые номера. Как такое может быть?

Лале лишь качает головой и пожимает плечами. Откуда ему знать, черт побери?!

— Посмотри на номера, — отрывисто говорит офицер. — Какой из них правильный?

Лале наклоняется и поднимает руку одного. Он рад возможности встать на колени, надеясь, что это поможет ему сохранить равновесие. Он внимательно рассматривает цифры на коже.

— А другой? — спрашивает он.

Ему грубо пихают руку другого мужчины. Он тщательно изучает оба номера.

— Посмотрите. Это не тройка, это восьмерка. Часть ее потускнела, но это восьмерка.

Караульный нацарапывает на каждой холодной руке правильные номера. Не спрашивая разрешения, Лале поднимается и покидает здание. Он идет скрючившись и тяжело дыша. Барецки нагоняет его на улице.

— Ты в порядке?

— Нет, не в порядке, мать вашу! Вы — подонки. Скольких еще из нас вы намерены убить?

— Вижу, ты удручен.

Барецки — простой необразованный парень. Но у Лале в голове не укладывается, что эти люди, на лицах которых они только что видели следы агонии, чьи тела искорежены смертной мукой, не вызывают у Барецки никаких чувств.

— Давай пошли, — говорит Барецки.

Лале берет себя в руки, чтобы идти рядом с ним, но не смотрит на попутчика.

— Знаешь что, Татуировщик? Готов поспорить, ты единственный еврей, который дошел до печи и вышел из нее. — Он громко смеется, хлопает Лале по спине и широкими шагами направляется вперед.

Глава 15

Лале решительно выходит из барака и шагает по лагерю. К нему приближаются два эсэсовца с автоматами на изготовку. Не останавливаясь, он поднимает свой портфель:

— Политотдел!

Автоматы опущены, и он проходит без лишних слов. На территории женского лагеря Лале сразу же направляется к блоку 29. Его встречает капо, со скучающим видом прислонившаяся к стене здания. Она даже не двигается, когда он подходит к ней и достает из портфеля большую плитку шоколада. Барецки предупредил ее, чтобы не вмешивалась в отношения между Татуировщиком и заключенной номер 34902, и она принимает взятку.

— Пожалуйста, приведите ко мне Гиту. Я подожду внутри.

Засунув шоколад за пазуху и пожав плечами, капо отправляется в администрацию. Лале заходит в барак, закрыв за собой дверь. Ждет он недолго. Вспышка солнечного света — открывается дверь — говорит о том, что она пришла. Гита видит его стоящим в полумраке с опущенной головой.

— Ты!

Лале делает шаг к ней. Она отступает назад, ударившись о закрытую дверь. Ей явно не по себе.

— Ты в порядке? Гита, это я. — Подойдя к ней на шаг, он с изумлением замечает, что она дрожит. — Гита, скажи что-нибудь.

— Ты… ты… — повторяет она.

— Да, это я, Лале. — Он берет ее за обе руки и крепко сжимает.

— Ты хотя бы чуточку представляешь, что творится в голове у человека, когда за ним приходит эсэсовец? Хотя бы чуточку?

— Гита…

— Как ты мог? Как ты мог послать за мной эсэсовца?

Лале ошарашен. Он выпускает ее запястья, она освобождается и отворачивается от него.

— Прости, я не хотел тебя напугать. Я лишь попросил твою капо привести тебя сюда. Мне необходимо было тебя видеть.

— Когда кого-то уводит эсэсовец, этот человек исчезает навсегда. Понимаешь? Я решила, что меня ведут на смерть, и могла думать только о тебе. Не о том, что могу никогда больше не увидеть подруг или Силку, которая видела, как меня уводят, и, наверное, огорчилась, но о том, что никогда не увижу тебя. И вот ты здесь.