У. Это будет подарок. Для вас.
X. И для вашей любимой.
С. И что это будет?
У. Увидите. Скоро.
С. Надеюсь, какой-нибудь фрукт или ветка сирени. Что-нибудь жизнеподобное.
X. Нет, не смотрите пока!
У. Еще не готово.
X. Если вам нечего делать, расскажите пока о своих приключениях.
У. Там.
С. О своих злоключениях?
X. Да.
С. Ну, пожалуй, все это не очень съедобно. Не для детей.
У. Съедобно, съедобно!
X. Хлеба и зрелищ! Ура!
С. Хорошо: всю свою скучную жизнь я только и делал, что ждал озарения свыше.
У. Чтобы спасти свой народ?
X. Чтобы спасти свою шкуру.
С. Да, пожалуй.
X. Мама и папа тоже играли в такую игру.
У. Называется прятки.
X. Сделай страшное и затаись.
У. Убивай — но ни звука.
X. И тогда, может быть, о тебе никто и не вспомнит.
С. Затаиться?
X. Нельзя ни семьи, ни детей.
У. Ни жены, ни животных.
X. Молиться не вздумай.
У. Молчи.
X. Тихо.
У. Тсс…
С.
X.
С. Ну хотя бы на ваши глаза.
У. Это Гофман, я знаю!
X. Поспорим, что вы никогда не сможете…
У. Тсс…
X. …догадаться.
С. Что на рисунке?.. Мм… Цветок.
X. Черта с два!
С. Рыбка? Барашек? Павлин?
С. Мертвая голова?
У. Вы проиграли.
ОНА. Ты еврей?
ОН. А ты гестапо? В принципе, я не совсем еврей. То есть совсем не еврей. Осьмушка — и та по отцу, которого никто никогда не видел.
ОНА. Никто никогда? Даже мама твоя?
ОН. Я говорю про себя.
ОНА. Просто подумала: вдруг ты еврей.
ОН. Ксенофобия на марше, пыль из-под копыт?
ОНА. Да нет, я просто так — праздное любопытство. Или непраздное.
ОН. Вероятно, опилки?
ОНА. Или солома. Нет — Ридли Скотт. Два «тэ» на конце.
ОН. Хочешь холодного?
ОНА. У меня после пива давление падает — сплю как сурок.
ОН. Ну и спи, мой сурок. Или тебе на работу?
ОНА. Кстати, тогда все понятно. Почему эти Ксении, как правило, — сучки с отвратительным, вздорным характером. Если ты для папули с мамулей чужая с пеленок, что же тут удивляться? Тогда все логично.
ОН. А во мне вообще какая-то черная кровь.
ОНА. Негритянская?
ОН. Дремучие корни. Деревня Денисиха.
ОНА. Это неважно. Хороший любовник может быть черножопым, рябым, слегка косоглазым, даже клоуном.
ОН. Здравствуй, Бим. Однажды меня затошнило. Сижу в даунтауне в каком-то паршивом кафе, напротив — цветное семейство: папа, мама и двое прелестных детишек, брат и сестра. Пожирают чизкейки, корчат рожицы — чистый мультфильм. Ну, фантазия как-то случайно за малышей зацепилась и понеслась кувырком, дальше — больше: представляю, как я с этой самой мамашей, как я с тыла ее обнимаю, вставляю, пуляю промеж ягодиц, ну и так далее. Не то чтоб она Афродита с идеальной фигурой, но глаза хороши, шея длинная, губы, соски под футболкой, живот, ноги стройные. И тут нисходящий мой взгляд упирается — ты не поверишь — в огромную, афротипичную пятку.
ОНА. Ну и что?
ОН. Говорю же: меня замутило.
ОНА. От себя самого чуть не вырвало?
ОН. Знаешь ли, чувство стыда…
ОНА. Бывает причудливым? Знаю. Анекдот, чтобы тему закрыть: муж-еврей — это сегодня не роскошь, а средство перемещения в рай.
ОН. Хочешь уехать в Израиль?
ОНА. В Америку.
ОН. Считай, ты уже…
ОНА. Я уже?
ОН. …оказалась в Америке.
ОНА. Что это значит — «считай»?
ОН. Ну, реальность пластична. Воображение тоже.
ОНА. Я хожу по земле. И когда-нибудь доберусь до Америки.
ОН. Где свобода откроет тебе стальные объятия?
ОНА. Как дровосек.
ОН. Родина-мать вам не нравится?
ОНА. Потаскуха, садюга, севрюга…
ОН. А мачеха, думаешь, примет и пожалеет?
ОНА. Здесь повсюду стоит этот запах. Ты чувствуешь? Запах абсурда и крови: канализация, пиво, портянки, клей БФ, КаГэБэ, одеколон «Русский лес».
ОН. Это что за явление?
ОНА. Это Аркадий, сосед. Аркаша, ты что потерял: соль или спички?
С. Мне бы соду, сестренка. Изжога, собака, загрызла.
ОНА. Он симпатичный. Всегда, если нужен стакан, угостит, может спеть под гитару — Высоцкого или жестокий романс.
С. Вот же она, белоснежка, — нашел!
ОН. Я бы таких убивал.
ОНА. Интересная мысль.