С. Нормально.
М. Вот и славно… Многие мечтают об этой работе. Люди, я имею в виду.
С. Да, я знаю.
М. Девять долларов каждые полчаса — это прекрасно. Можешь поверить.
С. Я верю.
М. Что-то у тебя не слишком счастливый вид.
С. Правда?
М. Богом клянусь.
С. Понимаешь, Маккензи… Эти пуговицы…
М. Да-да.
С. Не то что они мне не нравятся, но… Просто я думал о чем-то другом, когда фантазировал там, представлял себе это…
М. Да-да, интересно — что ты себе представлял?
С. Ну, не знаю… наверное, что-то более…
М. Или менее?
С. В общем, со смыслом.
М. Со смыслом?
С. Да. Только ты не обижайся.
М. С какой стати мне обижаться?
С. Конечно, я не профессор, но я человек начитанный. У меня есть опыт в разных делах. Например, я неплохо играю, мне обычно везет.
М. Карты, рулетка?
С. Если придерживаться определенной системы…
М. Ты полагаешь, в рулетке таится какой-то неочевидный смысл?
С. Нет, но… Я мог бы заняться чем-нибудь более осмысленным.
М. Другими словами: пришивать пуговицы и получать за это приличные бабки — это тебе не подходит.
С. Нет, почему?
М. Это ниже твоего достоинства…
С. Слушай, Маккензи…
М. Нет, Аркадий, это ты меня слушай! Завтра ты будешь бродить под землей по вагонам, и в каждом — нищий, вонючий, обоссанный сброд. Они вспомнят тебя; показать свои язвы, поплакать — это будет для них утешением. Нет, проявлением слабости. Пить и блевать — вот надежда для них и награда за муки… А хочешь, по городу будешь плутать с чемоданом убоины, прячась от света, шарахаясь собственной тени? Быстро, быстро! Старайся следы замести, путай следствие, имя смени и одежду, вместе с кожей, и все-таки знай наперед, что войдут, перст железный нацелят в лицо и объявят: «Вот он, убивец! Держи!»… Нет, Аркадий, ты не знаешь, какая бывает Америка.
С. Да, ты прав, я не знаю.
М. Тебе только скучно, а людям бывает и страшно.
С. Прости.
М. Тебе что — мало денег?
С. Не знаю, куда их девать.
М. Сходи на стриптиз.
С. А разве… Здесь бывает стриптиз?
М. Вот чудила… Ты спятил, Аркадий? Мы живем, слава богу, в свободной стране.
С. Подожди, что ты хочешь сказать?
М. Ну конечно — ты сам это выбрал.
С. Эти пуговицы? Но зачем?
М. А кто тебя знает. Может, застрял в голове некий образ, идея — ты же русский, тебе без идеи нельзя. Или хохол?.. Ну, не важно. Ты вспомни: девица, подросток, сидит у окна, пришивает обиду к стыду и думает, как бы иголку по вене себе запустить, чтобы к сердцу пришла.
С. Я не помню.
М. А куст испанской сирени, сияющий, влажный, в алмазах росы? А еврей с алебардой?
С. Не помню.
Б. Я хочу получить свои деньги. Вы обещали.
Н. Вы присядьте, присядьте. Знаете, как говорят: в ногах правды нет.
Б. Вы обещали платить ежемесячно.
Н. Разве я вам обещал? Очень странно. Очень странно. Вы на каком теперь месяце?
Б. На восьмом. Нет, еще на седьмом.
Н. Боюсь, вы меня неправильно поняли.
Б. Но…
Н. Или я вас неправильно понял. Очень жаль. Очень жаль.
Н. Это бывает. Это теперь сплошь и рядом. Люди запутались, все так запуталось. Где свое, где чужое? Полный коллапс понимания. Ужас, помойка. Коммуникации ноль. Не страна, а какой-то испорченный… гм… телефон. Я могу вам еще быть полезен?
Б. Конечно. Я хочу мои деньги. Мой гонорар.
Н. Так, так, так. Вы, я вижу, любите деньги? Как я вас понимаю. Я ведь тоже люблю их, даже больше, чем оперу. Только это — секрет, между нами. В деньгах есть какая-то магия. Правда? Деньги сильнее, чем смерть, если их полюбить, если жертвовать всем ради этой любви. А с другой стороны: вы ведь замужем, верно? Скоро появится мальчик — или, может быть, девочка? Живот у вас, я смотрю, кругловат. Соски, пеленки, коляски. Муж обязан заботиться, он отвечает, он голова. Любишь кататься? Милости просим, иначе иди вон дрочи где-нибудь и кончай на песок в переулке. Вы согласны со мной?
Б. Вижу, вам нравится — да? — считать меня идиоткой. Поэтому — вот.
Н. Что это, что?