Маркграфу Александру Ансбахскому, Бранденбургскому, Байретскому и князю прусскому было уже около пятидесяти, и он страдал маленькой одышкой, когда чересчур кружился с хорошенькими актрисами. Они, впрочем, находили его прелестным, несмотря на возраст. Что за веселое лицо! И эти раздувающиеся ноздри, и рот, который создан, чтобы целовать женщин. Легкостью стана Александр был истинным сыном гор (он ведь был родом из горной Баварии), поступками – настоящий француз, парижанин высшей марки, манерами – британец. Недаром Элиза (его последняя любовь) утверждала, что из чужестранцев ни один в мире так не похож на британца, как ее Александр. Еще бы, он воспитывался при дворе английского короля! Никто не принимал маркграфа за немца, и он этим чрезвычайно гордился. Немецкий язык он употреблял только в разговоре с прислугой, да и то у себя в Ансбахе (в Лондоне, Париже и Вене при нем были английские и французские слуги).
Александр решительно не хотел быть немцем, и единственный, кого он признавал из своих родственников, – это дядюшка Фридрих Великий. Ну, конечно, и покойная тетушка Каролина, ведь она была английской королевой, благодаря чему сам Александр приходился дядюшкой английскому королю Георгу III. Гостить в Англии было гораздо приятнее, чем слушать военные поучения прусского дядюшки Фрица. В Англии можно распоряжаться в королевских конюшнях, а британские лошади не то что прусские. Лошади и хорошенькие женщины – вот чем имело смысл заниматься! Досадно только, что во всё это вечно въезжала политика (этакая скука!). Прусские войска, которые были поручены Александру, это еще ничего. Лошади, смотры, банкеты – это мило. Но что может быть скучнее вечных недоразумений между странами? Одно и то же: опять Дарданеллы, Турция, Россия, опять происки Франции. Маркграф не всегда точно знал, какой он ориентации: французской, английской или прусской. Сейчас, безусловно, английской. Ведь его любовница, милая леди Элиза Кревен, – англичанка. Да и этот лорд Г., друг Питта, который почему-то всё не хочет продать свою серую кобылу (что за прелесть!). Друг Питта всё твердит о великом союзе, чтобы все европейские страны были как одна и все имели права… На что, бишь, права? Да, почему-то им непременно нужно водрузить свое знамя (слова лорда Г.) в Константинополе. Что за идея! Впрочем, лорд Г. прав, когда говорит: «Ваша светлость, это для вас. Я знаю, вы космополит в высшем смысле, но вы и британец, не правда ли? Так вот, вы должны стать поборником этого союза. Австрия…» Тут маркграф зевает. Всё-таки глубины политики скучноваты. Но одно можно сказать: союз и вообще все европейские идеи интересней, чем ансбахские делишки. Нет, это просто умора (рассказать Элизе!): «мамаша» (так маркграф именовал свою старую любовницу, знаменитую актрису Клерон), путая немецкие слова, беседует с бюргерами о самостоятельности Ансбаха. И она возмущена равнодушием маркграфа. Нет уж, прошу покорно… лучше поручить себя другу Вильяма Питта лорду Г. Теперь он обрабатывает на этот счет Элизу, вместе с герцогом М. Если бы они видели гримаски, которые Элиза строит за их спинами, когда они начинают развертывать свои проекты! Это исключительная женщина: хороша, принадлежит к английской аристократии, великолепная наездница и какая музыкантша!
В конце мая 1785 года любовники встретились в Лондоне.
Маркграф Александр приехал из Ансбаха в Лондон, конечно, для того, чтобы навестить своих родственников на Полл-Молс[51]
, но, между прочим, и для того, чтобы повидаться с Элизой. Предположено было, что после респектабельного свидания в Лондоне они позволят себе немного отдохнуть в Париже, откуда Александр выедет в Ансбах, а Элиза отправится в большой лечебный вояж по Европе. Юг Франции, Италия… Непонятно только, зачем Швеция, Петербург… и хорошо ли из этих снегов так резко на юг, в эту Скифию, и в Константинополь? Всё советы лорда Г., который помешан на турках. Ну для чего Элизе чалмы и фески и этот ужасный воздух в Стамбуле, который полон нечистот?..