Тавро Лилит (СИ)

Можно ли пробудить страсть при помощи музыки? Мне кажется, мой мальчик, что сама природа любви – это музыка. Мы слышим гармоничные аккорды и прекраснейшие мелодии, когда влюблены и счастливы. Когда же ненавидим, нас преследуют диссонансы.

Инструмент, что она держала в руках, походил на арфу – изогнутая шея, прозрачная сетка струн – но резонатор более узкий, а струны разной длины натянуты по диагонали. Это было что-то более древнее, похожее на инструмент библейского царя Давида. Я внимал дивным созвучиям и гармониям неизреченной сладости.

Наверное, так говорили боги… Она играла, и я из деревенского паренька превращался в древнего воина, которому впервые спела натянутая тетива боевого лука. В тот день молодой лучник поднял оружие не для того, чтобы убить, ибо сердце его наполняла любовь. Он натянул четыре тетивы, и создал первую арфу.

Мистическая звуковая лестница уводила меня в иные миры. Передо мной стояла не кружка с кислым вином, а золотая чаша, полная фимиама. В струнах арфы пел Эол, а в жёлтых глазах певицы мне улыбалась сама Луна.

И вдруг… завораживающий мрак, вызванный дьявольским тоном, пронзительный звук, похожий на завывание волка.

Я вздрогнул. Девушка играла какие-то дикие интервалы. Шире кварты, но уже квинты, ровно три тона... Diabolus in musica! Квинта дьявола! Мной овладело предчувствие и страх. Сейчас я понимаю, это мне ангел-хранитель посылал мне знаки.

В тот же миг дверь таверны распахнулась, и показалась безобразная старуха. Не переступая порога, она обратилась к девушке. Старуха сыпала какими-то обрубками слов, адской смесью древних языков, отголоски которых я слышал однажды. Я не знал, что она выкрикивает. Из тёмных речений ведьмы я понял только одно – девушку звали Франческой.

Франческа не ответила, только презрительно повела плечом, легко поднялась и направилась к двери, глядя на меня. Проходя мимо, она слегка дёрнула меня за рукав, как бы приглашая идти за ней.

Я выдержал всего несколько мгновений, так тянуло меня выйти следом.

Стояла глухая ночь – чёрная, разбойничья. Дождь кончился. Луна поднялась высоко, и воздух был так прозрачен, что я различал даже изгибы ветвей на деревьях. В конюшне тревожно заржали лошади. Я оглядел двор. В двух десятках шагов какое-то животное рылось в земле. Я присмотрелся – волк.

Похолодев, одними губами я прошептал молитву:

– Святой Франциск, заступись за нас грешных!

Лёгкий шорох за спиной заставил меня оглянуться.

Рядом стояла Франческа.

Её глаза горели в лунном блеске, как два жёлтых огня. Волчьи глаза.

Вблизи я рассмотрел, что она рыжеволоса, а лицо покрыто веснушками. Необычная, своеобразная красота Франчески сделала меня бессильным перед нею.

Не знаю, грехи ли её или прелесть, делали девушку такой притягательной? Ведь красота тела, в сущности, ограничена кожей. Но простое любопытство сменилось могучим чувством. Страсть, внезапная и непобедимая, овладела мной.

Почему так глупеет человек, когда влюблён?

Франческа приблизилась так, что её дыхание обожгло мне губы, и поцеловала.

Время словно остановилось и падало на нас с небес, подобно каплям таинственного вещества.

Потом Франческа прошептала:

– Джозефе, приходи завтра после заката…

Она махнула рукой в сторону моря.

–… туда ведёт левая тропинка от развилки, что у пинии.

Глупец, тогда я даже не удивился, что она знала моё имя, хотя мы виделись впервые.

Весь следующий день мне не сиделось в келье, и я бесцельно рыскал по монастырю. Назначенная встреча с Франческой не давала мне покоя. Что-то грызло и угнетало мой дух.

Солнце уже клонилось к западу, когда послышалось пение монахов, сопровождаемое звоном колокольчиков, и длинный ряд францисканцев потянулся вдоль монастырской стены, останавливаясь возле каждой часовни и вполголоса читая молитвы.

«Придите, воспоем Господу!»

Обойдя все до одной, братья вошли в церковь.

Я не пошёл с ними. Какое-то время всматривался я в вечерние облака и прислушивался к звону струн, доносившемуся издалека, и представлял, как Франческа сидит на прибрежном песке, глядя на море, и играет на арфе. Меня непреодолимо влекло туда.

Когда монастырские часы пробили восемь, я отправился на берег.

Выйдя тем вечером за пределы обители, я невольно вступил в таинственные запретные области. Мог ли я вообразить, что существует иной мир, волшебная страна, где цветы и растения источают мёд и амброзию, где зреют сочные плоды. Но она уже ждала меня, эта ловушка для молодой необузданной плоти.

Неподалёку от монастыря, у старого колодца росла вечнозелёная пиния. От неё расходились в стороны две узкие тропы. Одна из них уводила к морю. Странная, заросшая по краям репейником и мареною дорожка. Будто никто по ней и не ходил. Ветер уныло качал лиловые соцветия чертополоха. Чем дальше уходил я по тропе, тем более уставшим себя ощущал.

Вдруг из зарослей, прямо у меня из-под ног, оставляя за собой дорожку в пыли, выполз крупный уж. Так по змеиному следу я и вышел к берегу.