Тавро Лилит (СИ)

Яцек Одровонж (1183 или 1185–1257) — католический миссионер, доминиканский монах. Во время четырёхлетнего пребывания в Киеве обратил в католичество множество клириков и мирян, воздвиг костёл в честь Девы Марии на Оболони.

Николас из Колони – юный проповедник из Германии. За несколько недель собрал 20000 последователей – детей, подростков и юношей, которые были готовы идти за ним на Святую Землю.

Стефан из Клуа, пастушок, проповедовал во Франции. Собрал 30000 последователей.

Битва под Дамиеттой (1217г.) произошла во время Крестового похода (1217-1221 гг.)

Вигиларий – в католических монастырях монах, который будил братию и созывал на общую молитву.

Нао́с (от греч. ναός — храм, святилище) — центральная часть христианского храма.

Змея подколодная

1.

Гай засвистел – громко, пронзительно. Конь его закрутил головой, подставляя ухо под звук, и помчался по выбеленному ромашкой полю. Высоко в небе звенел невидимый жаворонок. Сильно пахло травами, разогретыми зноем.

Нагайя стояла рядом с Гаем, всматриваясь в его лицо – с восхищением, обожанием – и никак не могла налюбоваться.

– Любовь моя к тебе, как смерть необратима, – сказала она ему.

– Это Дый застилает тебе очи, затмевает разум, – хмуро ответил Гай.

Конь подбежал к нему и покорно остановился рядом. Гай накинул ему на шею повод, сунул ногу в стремя, рывком сел в седло и сказал, натягивая поводья:

– Знаешь ведь, что сосватали меня. Против отцовской воли не пойду.

Ухватившись за стремя, Нагайя попросила:

– Останься со мной.

Гай подхлестнул коня и крикнул:

– Ступай прочь, отродье блуда!

Конь рванулся, пришпоренный. Нагайя упала.

Долго рыдала, лёжа на остывающей земле. Кровь из носу хлещет, а ей вроде и не больно. Понемногу успокоилась.

– Что же ты наделал, Гай! Ты сам всему виной. Будет тебе тоска, будет тебе маята.

Ночью Нагайя снова плакала, а в самый тёмный час перед рассветом вышла из дому. Над дальним лесом висел лунный серп – прозрачный, лёгкий, белый – кажется, дунет ветерок, он тронется и улетит. Побрела Нагайя, сама не зная куда. Обогнула заросший тёрном и татарником овраг, осторожно ступая босыми ногами по ушедшей в быльё тропе, прошла вдоль извилистого ручья, ведущего в самую чащу леса и остановилась посреди папоротников, возле древнего явора.

– Мать Сыра Земля! – позвала она, прильнув к прохладной чешуйчатой коре. – Оберни ты страсть кипучую в смолу горючую!

И послышался вдруг тихий гул – будто ответила ей земля.

Тогда Нагайя решилась.

– Дай мне щит, Мара! – попросила она. – Открой стези незримые, в ночи хранимые!

А в самом перекрое луны, на исходе третьего часа ночи у самого лица со свистом рассекли воздух крылья Огненного Сокола Рарога. Высоко в небе над топями болотными, над лесом праведным полыхнул дух огненный, а под ногами вспыхнул цветок, как звезда багряная.

И казалось, в небе пожар, и кончается белый свет.

А под утро стало заносить небо облаками, и Сида – провожатая в мир Нави – указала путь…

Вечером следующего дня Нагайя вывела во двор двухнедельного козлёнка, затолкала его в мешок и отправилась к заповедному озеру. Знала, если в нужный час оказаться возле жертвенного камня да принести Великому Змею кровавый дар, то можно просить о самом тайном, и исполнится желание.

Шла, не замечая, как цепляются за подол репьи. Всё оглядывалась, боясь, что вездесущие ребятишки увяжутся следом, а при них разве попросишь у Змея сокровенного.

На месте оказалась уже в сумерках. Пробралась сквозь заросли рогоза к самой кромке воды и остановилась на узком песчаном мыске, на самом краю которого, обласканный с трёх сторон озером, лежал древний камень-валун. Поверху почти ровный, слегка наклонённый к узкой стороне, а по бокам весь в разноцветных прожилках, проступивших на гладкой синеватой поверхности, как старческие морщины.

Нагайя опустила ношу на песок. Делала всё обстоятельно, как положено: развязала верёвку, – в мешке жалобно блеял и рвался на волю козлёнок – высекла кресалом огонь, запалила костёр.

Когда она заговорила, то почуяла, как дрожит воздух от её слов.

– Пусть пылают костры горючие, пусть горят костры ярые! Радею тебе, Мара! Кладу заклятье великое!

Жадно обгладывая поленья, костёр шипел и плевался во тьму искрами. Загораживаясь рукой от едкого дыма, говорила Нагайя, не узнавая собственного голоса: