Тавро Лилит (СИ)

– Ну, ну, успокойся, Просперо! – устало проговорил Сатрэм, подставляя локоть.

Вцепившись коготками в жёсткую ткань плаща, микрохироптер что-то проверещал.

– Не ворчи, старина, – сказал Сатрэм, почёсывая мышь между ушами. – Я ужасно устал, но кое-что тебе принёс. Вот, держи.

Сатрэм порылся в кармане и извлёк крупный перезрелый плод знаменитой атленской сливы. Он разломил его и предложил кусочек Просперо. Микрохироптер схватил фрукт и упорхнул в темноту.

Уходящая ночь, впрочем, как и все предыдущие, была потрачена на поиски пищи. И сейчас ему хотелось только одного: завернуться в плащ, натянув рукава до самых кончиков пальцев, и скорчится в каком-нибудь углублении.

Не закрывая глаза, Сатрэм впал в привычное полузабытьё, чувствуя, как привычный мрак проникает в душу. Отдаться власти холода, пока не наступило пустое, ненужное «завтра».

Тьма и безысходность.

Переживания по поводу унизительного положения обитателя акторианских подземелий мучили его только в первое время. Постоянное чувство голода свело к нулю остатки человеческого достоинства. Из прежнего дома он перетащил сюда несколько книг, но его глаза сумеречного насекомого, воспринимающее ультрафиолетовые лучи и способные различать колебания света до трёхсот герц, слишком плохо различали мелкие детали. В конце концов, подземелье одержало верх. Раздавленный собственным ничтожеством, преодолевая омерзительные импульсы животных потребностей, какое-то время он пытался сохранять прежние привычки и элементарную чистоплотность. Но, оставаясь в вынужденном заточении, он постепенно утратил почти все чувства, кроме обоняния. Вдыхать зловоние было по-прежнему невыносимо, он так и не смог к этому привыкнуть. Смрад, заполнявший ноздри, состоял из запахов экскрементов, собственного пота и одежды, снятой с мертвецов.

Как же быстро ему, профессоруАкторианскогоуниверситета, авторумногочисленных научных трудов по древним культам и религиям, удалось опуститься до полуживотного состояния! Он прекрасно сознавал степень своего падения. Но он очень хотел выжить. Впрочем, существование во тьме подземелья с трудом можно было назвать жизнью. Он не умер, но оставался ли он человеком?

Трудней всего оказалось привыкнуть к отсутствию человеческих голосов. Что он здесь слышал? Крысиный писк да шорох кожаных крыльев микрохироптеров.

Замкнутость – кошмар, и поначалу эта ноша казалась непосильной, но, пережив первую, самую страшную ночь в подземелье Сент-Долор, он понял, что не смеет пускать уныние в сердце. Скрипя зубами, разрываемый сдавленными криками отчаяния и боли, он дождался рассвета, явившегосяввидеузкихбледно-розовых полосок света после нескольких часов мрака, похожего на смерть, и изменил свою судьбу.

Что ж, теперь он обитательтрущобнижнего города, подземного мира, ада, тартара.Первоевремя, мучительновыбираямеждужизньювотьмеподземельяимракомнебытия, онпыталсяпокончитьссобой, нопостепеннотемнотапоглотилаегополностью.

За времясвоегозаточенияон понял, что угрызения совести и постоянный страх подтачивают организм сильнее любых болезней. Иногда хотелось выть от одиночества. Из тьмы выползали демоны прошлого, мучительные воспоминания. Но мрак оказывал не него странное воздействие, неожиданное и сильное. Постоянно балансируя на грани грёз и болезненной одержимости, ощущая гнетущую боль одиночестваиглубинусвоего падения, он стал страстно мечтать о превосходстве над людьми.

Разум его помутился. Он не умер, но с каждым днём менялся, и смысл происходивших перемен прояснялся медленно, пока изменения не стали явными. Он понял: небытия нет. Есть переход из одной реальности в другую. И это доказывало, что сознательная жизнь может продолжаться независимо от формы физического тела.

Как удивительно зыбок переход из одного состояния в другое. Как тонка эта грань.

***

Скорчившись в своей норе, Сатрэм вспомнил одну из университетских вечеринок, на которой зашёл разговор о Кольце, о том, что осталось за его пределами, об иных мирах…

– ЗапределамиКольцавсёиллюзорно, – рассуждал Сатрэм. – Полагаю, там нет ничего, однивибрирующие формы…

Но коллега Сатрэма с кафедры нейроморфной фотоники перебил его:

– Чушь. Идеалистическая чушь! Не станешь же ты, подобно экзальтированным, но малообразованным акторианцам, утверждать, что Кольцо – знак высшей милости, оградившей город от мерзостей, творящихся в мире? Как учит их новая религия? Актория – чистилище, Кольцо – врата в мир идеальных форм! Чудо-Об-Избранных!

Коллега нарисовал рукой воображаемую идеальную форму.

– А вдруг это действительно чудо? – спросил Сатрэм. –Если обратиться к астрологической космограмме Земли...

Коллега фыркнул:

– Я не ослышался? Астрологическая? Космограмма?!

– Именно! – воскликнул Сатрэм. – И она говорит о наличии оскулирующей Чёрной Луны. В древних трактатах, к слову, изучению которых я посвятил всю жизнь, написано: «Она Чёрная Луна, сумеречная всадница, похотливый дух, порождение тьмы, дочь огня и бурь, рождённая из лавы кровоточащей горы Атлен ещё до возникновения звёзд. Она Лилит!»