Тавро Лилит (СИ)

Как ни в чем не бывало, она стояла, опершись на левую ногу, правую чуть отставив в сторону, и сосредоточенно глядела на пламя костра.

Одежда – тёмный камзол и брюки, заправленные в высокие чёрные сапоги – порвана, но совсем немного. Девушка была хорошо сложена. В её фигуре чувствовалось что-то уверенное, сильное, вызывающее. Она не выглядела напуганной.

– Как твоёимя? – спросил Сатрэм, подходя ближе.

– Тилли, – ответила она,протягиваяему раскрытую ладонь.

Предплечья Тилли охватывали спиральные браслеты в виде змей. Волосы девушки были темны, как ночь, а кожа светлее слоновой кости. В её серых глазах Сатрэм разглядел что-то особенное, некую тайну, выдающую в их обладательнице незаурядной личностью.

– Верни мне нож, – попросила она.–Онмой.

Сатрэм протянул ей нож.

–Лучше быть подальше отсюда, – сказала она, засовывая его в голенище сапога.

Тилли была высокой, почти одного роста с ним, и смотрела прямо ему в глаза без малейшего отвращения к его внешности.

– Да, нужно выбираться, – ответил Сатрэм, чувствуя, как под её взглядом меняется его восприятие самого себя.

Им предстояло пройти по каменистой дороге прямо от внутреннего Кольца вдоль зарослей гигантских аспарагусов и акаций. Деревья окружала высокая трава. По веткам прыгали существа, похожие на крупных бескрылых птиц.

Он вёл её к Сен-Долор.

***

Одиночество нельзя принять или отвергнуть. Одиночество даётся свыше. Как испытание. Но испытание быть вдвоём с Тилли он выбрал сам.

«Так сложились вероятности», –твердил он себе. – «Мы нужны друг другу, поэтому вместе».

С самого начала он всё воспринимал всерьёз: её загадочные слова, необычные состояния, странные действия.

– Ты постоянно оглядываешься назад и не двигаешься дальше, – укоряла его Тилли. – Это же твоя жизнь! Каким образом она может быть грехом?

Об этом говорило и его сердце.Да, он был грешен, грязен и мерзок. Он был чудовищем с огромными кожистыми крыльями за спиной, которые он прятал под плащом, потому что ему некуда было лететь.

Стояла поздняя осень, дни стали короче. Светлое время суток они проводили в подземелье собора. Дощатая лежанка с ворохом тряпья, жалкое подобие стола из прогнивших досок, прогибающихся под собственной тяжестью, плесень на сырых стенах – время уходило большей частью на рассматривание её замысловатых узоров. Иногда Тилли листала его книги, но делала это равнодушно, даже с некоторой брезгливостью.

Время текло медленно, размеренно.

По утрам она собирала возле стен Собора сухие ломкие, прихваченные морозцем листья и ягоды, а вечерами заваривала из них крепкое питье. А он длинными октябрьскими ночами бродил по городу в поисках пищи.

Он мечтал отомстить Актории. Его ненависть к этому городу разрослась до болезненных размеров, стала манией. Он целыми днями размышлял о разновидностях пыток, которым подвергнет каждого, кто подвернётся по руку, пока, наконец, не понял, что именно этого от него и ждут.

Это случилось в ту единственную ночь в году, когда стирается грань времён.

Сатрэм развёл огонь прямо на каменном полу собора.

Тилли принесла охапку сухой листвы и ссыпала в костёр. Пламя схватило их и хищно затрещало. Лица обдало жаром.

Он мрачно наблюдал, как поверхогня, между светом и тенью витают его грехи. Он знал их имена: гнев, гордость, чрезмерная чувственность… Они делали его слишком уязвимым.

Но Тилли так не считала.

– Живи, не краснея, Сатрэм! – говорила она. – Ошибки – это часть пути. И не сдерживай гнев, ибо это мощное оружие.

Она подошла и в течение двух секунд трижды коснулась его в нескольких местах кончиками пальцев. Каждый жест обладал дьявольской точностью. Движения были неуловимы, касания безболезненны, но он замер, опутанный чарами.

Ему показалось, что каждый листок акации и высоченная дикая мальва, и сухой колючий кустарник у стен Собора, и даже сами его стены дышат в ритме биения её сердца. Никогда прежде он не испытывал такого блаженства.

Он попытался обнять её, но Тилли отошла и надменно сказала, глядя на языки пламени:

– Тело всего лишь мост.

Как она любила смотреть на огонь! Словно он подпитывал её, давая уверенность и силу.

Потом она поднялась по лестнице, ведущей в алтарь, и остановилась. Когда Сатрэм поднял голову, её глаза горели смесью невинности и порока.

Он сделал несколько шагов и опустился перед ней на колени. Нестерпимо хотелось быть ближе. Она была как магнит.

Гибкая и сильная, как молодой побег. Такая юная и столь ужасающе мощная, способная использовать сверхтонкие чувства. Она была прекрасна, но холодна и далека, как Луна и неотвратима, как Немезида.

– Как ты можешь терпеть своё поражение? – произнесла Тилли. – Никогда не прощай нанесённых обид!

Он и не подозревал, что в человеческом голосе может звучать такая ярость.

– Тывыпализвремениичувствуешьсебяпотерянным, какребёнок, – продолжала Тилли. – Сейчас рождается новое будущее и новый ты, Сатрэм! Не торопись, но и не мешай этому.

Она взывала к его эго, и оно мерцало внутри, как северное сияние.