Те, кого ждут

Недомерок вцепился в тонкую кисть, влип губами в запястье: "Виноват! При исполнении был, виноват!". Владов пригляделся к пустой скамейке, вздрогнул. Чисто. У подъезда чисто. На небе чисто. Нигде никаких соглядатаев. Нигде никаких заступников. Все же Даниил решил - так, на всякий случай - не сворачивать сразу на бульвар, а пройти прямо, через Летную Площадку, обогнуть летное училище, пропустить колонну марширующих курсантов, спрятавшись за густые кусты акаций, потом немного пробежать, выкрикивая на ходу: "Да подожди ты, подожди!" - потом купить сигарет, пачки три, или лучше пять, и потом не подавать виду. Не подавать виду, потому что изо всех переулков истошно сверкают синие мигалки, и надо идти, не поднимая глаз и наступая след в след, чтобы след затерялся во времени, иначе опять придется сдавать шнурки и ремень, а теперь уже вправо, и напротив часового магазинчика есть часовая башня, и можно встать и смотреть, как мимо бегут вполне живые люди с глазницами, полными влажных глаз, с раскрытыми ртами, полными щекочущих язык криков: "Пожар! Еще горит!".

Охтин постоял, глядя через дорогу на вывеску, перечитывая название еще раз и еще раз: "Часы, часы, часы, часы, часы". Пригляделся к лицам высыпавших на тротуар часовщиц - зеленые. В сердце щелкнуло. Сквозь позвоночник прыснули пружинки. В затылке зазвенели молоточки.

Из моря голов вынырнул блестящий шар. Под ним трясся черный футляр с четырьмя раструбами. Верхние раструбы заболтались перед Охтиным. В шаре обнаружилась щуршащая трещина: "Швырнули, шарахнуло, Милош шкворчит еще". Охтин нащупал на шаре ухо и, как в растянутый парус, дохнул: "Данилевич". Шар внесло в черный джип. Джип сорвался вдоль Карпатки. Море голов рассекали свистки и фуражки.

Охтин выглянул из-за уступа башни. Сразу за "Жемчугом" - черный провал. Из провала валил пар. Охтин опустил глаза. В черных лаковых туфлях отражался улыбающийся черноглазый черногуб. Охтин переставил правую туфлю. Переставил левую туфлю. Переставил правую. Споткнулся о порог. На трюмо у вешалки зойкал кнопчатый кусок пластмассы с трубчатой перекладиной. Охтин послушал еще. На трюмо у вешалки зойкал телефон. Охтин послушал еще. Телефон все равно зойкал.

ПРОСТО ВСЕ ТАК

- Мы возвращаемся.

- Вы? Вы или ты? Куда ты возвращаешься? Зачем? Ты откроешь дверь своей квартиры. Зачем? Чтобы жить? Чтобы жить как живется? Чтобы жить с нераскрывшимся цветком в сердце?

- Что ты делаешь со мной, Владов? Что ты делаешь?

- Что я делаю? Я разговариваю с пустым телефоном, потому что на другом конце этого провода - труп. Труп, влюбленный в собственные оргазмы, труп, которого не заботит мое душевное здоровье.

Да, я сказал это так. Я сказал это так, чтобы ты поняла все. Я сказал это так, чтобы маленькая дверка навсегда закрылась, чтобы сквозь нее не сияло сердце затворника.

Я сказал это так, потому что в "Схватке" так Де Ниро говорил с обнаглевшим банкиром. Де Ниро говорил с пустым телефоном, и пустой телефон расплакался пулями: пули кружили, пули выжидали, пули вошли неожиданно Шихерлис осталась без Криса.

Это просто - складывать трубки всегда в одно и то же место. Это просто - каждый вечер укладывать свое пьяное тело в одну и ту же постель. Так просто - перечитывать Сашкины строфы:

"Нам так просто жить в этом мире,

Нам так сложно жить в этом мире

В ожидании дня,

Когда засмеется Сфинкс".

Все становится просто, когда разгаданы загадки улыбок и слез. "Все чудеса вот здесь - в искорках на кончиках пальцев", - в подушечки пальцев баюкался Зоенькин лобик, и Зоя нежилась в лучах прикосновений. "Да, девчонки, это все так", - смахивала Зоя слезинку и путалась в трех спичках, - "только пальцы в кулак все сжимают одинаково". "Какая власть, о чем ты? Какое властолюбие, с чего ты это взял?" - и Зоя влилась губками в ковшички ключиц. "Почему ты смотришь на часы?" - и Владов, плеснув плечом, выплыл суровой иконой из-под влажного оклада. "Потому что мне в девять надо быть дома", - Зоя свела колени, Зоя свела локотки, ногтистыми копьями пальчиков оградила враз иссохшую зелень - и в щит ладошек глухо бьются крылья улыбки: "потому что нет времени". "Куда оно девается, твое свободное время?" - и Владов уже наглухо застегнут. "Мне нужно кормить Вадима, обстирывать Вадима, мне нужно давать Вадиму возможность любоваться мной", - и рыжая весняночка озяблась бледной зимородицей. Владов сверкнул сквозь прицел прищура: "Что он делает с твоим свободным временем?". "Он властвует над ним", - и обескрылевшую спину сдавила шнуровка платья. "Выбирай, в чьей власти ты нуждаешься", - и сутулые тени шагнули в промозглую мглу.

Все очень просто: кто не может обладать тем, что любит - погибает. Владов это знал, и еще он знал, что очень просто набрать номер гостиницы, попросить администратора, просто представиться, просто назвать фамилию, перезвонить в номер - и так просто будет выдавить сквозь зубы сердце:

- Я на вокзал иду, Сашку встречать. Просто выйди из гостиницы через двадцать минут. Двадцать минут. Все.

Я ВДЫХАЮ СВЕТ