Он мог бы поклясться, что уже ни к чему не стремится, но клятвы были бесполезны - это он знал по опыту, а опыт свой смог бы разъяснить сейчас кому угодно. Да он и не намеревался клясться, весь обратившись в ликование впереди лучились реки радуг, и Даниила влекло влиться ручейком в живое светелье, в ему лишь подобающее русло, подходящее по весу и свечению, но вздыбился взрывом. Вздыбился и взорвался ледяными осколками, и вихри сверкающих игл прокалывали друг друга, безжалостно и беспрестанно. "Не сейчас, не сейчас", - извивался вьюжным змеем, и его обступили, готовясь пронзить расплавляющими копьями. Тут чем-то повеяло. Чем - он уже не мог понять - весенней свежестью, летней благодатью, зимней чистотой и осенней печалью - всем сразу, и Даниил наконец узнал Ее лик. И вопрошать - не стала, и отступились, и Даниил открылся так, как открываются уже навечно. Где-то за все еще грозными светочами соткалась невиданная лилия, бледная, сомкнувшая в себе влекущие тайны, и Даниил осыпался дождем лучей на отчаявшуюся белизну, и лепестки, отозвавшись, тихонько распускаясь, обнажили ослепительно золотистую глубь, а из нее уже неслись сверкающие роинки, и из кипящей черноты возвращались в текучесть светелья...
Даниил вдруг понял, что отпустили, что позволили, и на самой ликующей ноте выпелся весь в стремительный луч - сначала высыпалось сердце, потом пригрезилась смешливая мечта, потом какой-то шп...
"Не к добру такие вещи, не к добру!" - донеслось с балкона, и Зойка впорхнула Вадиму в ладони: "Что ты, милый, что тревожишься, ну?". Вадим кивнул на отцветающую рощицу: "Смотри, как ветки дрожат, а ветра-то нет!". "Нну ии шшто, шшто нет?" - стала Зойчушкой и ждала наставлений. "А там вон, смотри!" - Вадим дрожал: с неба на него текли знобящие струи, но Зоя их не видела. "Ну я же не", - распахнула Зоя виноватые глазеныши и еле успела ухватиться за перила - сердце выпало в бездну. Во двор вошел старик в белой безворотке с высокими шнурованными манжетами, а рядом с ним крутился неуемный курносик с блескучими глазами, а следом за ними показался клубок зеленоватых огненных струй.
"Такое бывает, когда умирает колдун", - деловито сообщила Зоя, раскуривая отвратительно дымящую штуковину, и: "Такое бывает, когда умирает колдун", - задохнулась Софья, пытаясь нащупать в кромешной тьме плечо Вадима. "Зойка, ты чего? Ты третий раз в обморок валишься, ты что? А если", - и Вадим расхохотался, и вообще не может быть! - "Зоенька, неужели?! Зоя, ты меня видишь?".
Над качелями, горками и лесенками, над воркотней малышей и карканьем старух, над поцелуями влюбленных и плевками разлюбивших - над родным двором ожидал чего-то огнистый клубок, и Софья, оглядевшись, впервые не нашла на горизонте Солнце, и спохватилась, но вместо Вадима копошилась груда коричневатых слизняков, и кто-то шелохнулся под сердцем, и Софья, еще не веря случившемуся: "Смотри, Вадим, вон там - звезда летит, прямо на нас!" и удивленно слушала, как какая-то до боли знакомая красотка возбужденно вопит: "Смотри, Вадим, вон там - звезда летит, прямо на нас!". "Где?" - и Вадим весь в рытвинах и порах, и лучше в них не заглядывать, - "Вон там, следи по руке!", - и сама уже вся пропиталась его землистым соком, - "Нету ж ничего!".
Софья, отстранившись, в последний раз оглядела Вадима, и: "Вот тебе и разновидность пулевого настроения - ты пулю не видишь, а она уже летит", - и стала ласочкой, и спряталась в рукава светлейшей рубашки, и спелась колыбельной лаской: "Я назову его Даниилом. Да, такой пророк был. Из малых, правда, но все же". И, прежде чем во все ее лунные впадинки снова хлынул пламенистый ток, Софья прошептала: "Только Даниил! Пусть родится пророком!".
МАМА, НЕ ПЛАЧЬ!
ТЫ ВЕРУЕШЬ.
ТЫ МУДРАЯ.
СМОТРИ
В МОЙ РАСКРЫТЫЙ ЗРАЧОК
НОЧЬ БРОСАЕТ
ВОРОХА СВОИХ ЛИЛИЙ.
ПРОПАСТЬ В НЕБО
Вот так вот. Так кого они ждут? Тех, с кем можно стать самим собой? Праздник, оказывается, в том, чтобы стать самим собой! Эвона кудысь! Ни выбора, ни ответственности за выбор, ни преображения - ничего. Почти ничего. Только напыщенная самость. Что? Ты еще спрашиваешь? Ты спрашиваешь - как иначе?
Вы хотите концепцию? Будет вам концепция!
Хорошо, признаю: самостники совершили революцию на пути освобождения личности от насильственно навязанных догматов осмысления намеренности действий. Хорошо, допущу: Само - некоторая часть психики. Является ли Само изменяемым? Является ли Само делимым? Является ли Само сокровенным секретом, неотъемлемым достоянием личности?
1. Если Само делимо, можно указать свойства самости, ее составляющие, ее образующие. Таким образом, можно определить неповторимый набор качеств, характеризующих самость данной особи. Равноценны ли эти качества, или среди них можно различить господствующее, наиболее развитое? То есть, если Само совокупность, однородны ли ее элементы? Имеют ли они происхождение, возможно ли их преображение, возможно ли их отмирание? Если же Само монолитно, какого рода эта одномерность?