Те, кто старше нас

Из инсайта выходят так же, как в него входят, – хлоп, и готово. Ни облачка на ясном челе, мышцы полны истомы, чувствуешь себя выспавшимся. Я с бодростью вернулся в бренный мир, готовый все понять и всех простить.

А вот с Оксаной получилось иначе. Ее успели поместить в реанимационный кокон. Под прозрачной крышкой к ней тянулись щупальца зондов, датчиков, струйных инъекторов. Одежда расползлась, клочья смыл раствор. Включились термостат и газорегулятор, сильный разряд электричества заставил биться остановившееся сердце.

Признаться, все эти действа меня пугают. Никогда не имел отношения к медицине. Не то, что Круклис, имеющий отношение ко всему на свете.

Насупив дремучие брови, этот нескромный мужчина сканировал живой мозг Оксаны и насвистывал бравурный мотивчик.

– Угрозы нет, – объявил всезнайка.

– Все же надо отправить ее на Гравитон, – осторожно сказал Абдид.

– Куда спешить? Все там будем.

Абдид нахмурился.

– Шутник! Отправляем, ребята.

Надев скафандры, мы перенесли Оксану во второй модуль парома. Зепп занял место пилота и приступил к предстартовой проверке.

* * *

Арбайтеры проворно разъединили кабели. Сработали катапульт-болты. Шар полыхнул дюзами, вздул клубы пыли, набрал скорость и пошел вверх, к сияющему в черном небе Гравитону.

– Зара, небось, уже хлопочет? – спросил кто-то.

– А как же? – удивился Абдид. – Там всего будет даже с избытком.

Постояв на накренившейся платформе, все перешли в третий, последний модуль парома, софус которого не пострадал, поскольку в момент происшествия был отключен.

Расшифровка сенсограмм Оксаны и анализ всех прочих данных занял минуту, но и этого показалось много. Мы ждали результата, не снимая скафандров.

– Вероятность биологической природы объекта – девяносто шесть целых и семь десятых процента, – доложил софус. – Неопределенность для единичных явлений не превышает допуска статистической модели. Коэффициент Грейнбриджа…

– Короче! – не выдержал я. – Давай сразу резюме.

– Нулевая гипотеза отбрасывается, – послушно изрек софус.

* * *

Ну, вот оно, случилось.

За иллюминаторами по-прежнему расстилались неуютные пейзажи, продолжал буянить Оксанкин кратер, все так же равнодушно светил Виктим. И тем не менее перемена произошла. Да еще какая перемена. Все молчали.

На экране возник Сумитомо. Лицо его излучало не хуже Виктима.

– Большой софус Гравитона подтверждает выводы. Как только сообщение примут на Земле, ксенобиологи с ума сойдут. Да что ксенобиологи! Вся наука вздрогнет. Нобель обеспечен, я это просто гарантирую. Братцы, мы вошли в историю! Вляпались, можно сказать. Не заметили? И что с нами теперь бу-удет… Конгрессы, лавры, мантии, именные стипендии. Шутка ли – внеземную жизнь открыли! Кстати, как назовете своего монстра?

– Хвостоногим ухомахом, – оловянно сказал я.

Сумитомо прямо возликовал.

– Серж, дорогой, да в тебе бездна воображения! Вот не ожидал. Принимается и утверждается без обсуждения. Хвостоногий ухомах… Емко, образно, выразительно. И как быстро! Надо же.

– А что с Оксаной?

– Приходит в себя. Все, что ей грозит, так это пребывание в витатроне да неделя санаторного режима. Зара надеется, что разгадает и причину шока.

– Что-то не нравится мне твой бодрый тон, Сумитоша, – подозрительно объявил Круклис. – Небось, заготовил ложку дегтя?

Губернатор вздохнул.

– Ложку серы, Парамоша-сан. Вы здорово растревожили Оксанкин кратер. Судя по сейсмическим данным, вот-вот начнется серьезное извержение.

– И что с того?

– Да так, ничего. Стартуйте немедленно.

– Привет! Что значит – стартуйте? А батискаф?

– Батискаф свое дело сделал. Даже если его еще и можно отыскать, в чем у меня лично сомнения глубиной эдак миль в пять, риск слишком велик.

– Ты же сам предупреждал, что второго батискафа нет.

– Парамон, о чем ты? Какой там батискаф! Вы сделали открытие, окупающее весь Гравитон-4!

Круклис выпятил челюсть.

– Я остаюсь.

Немедленно вмешался Абдид.

– Парамон, не валяй дурака.

– Я остаюсь.

– Лауру вызывать?

Круклис обозвал его ассирийским интриганом. Ответить оскорблением на заботу – это так по-человечески. Абдид умилился. Что тут скажешь?

– Горе ты мое серное!

Так вот мы и открыли серную жизнь. Во вторник это было.

* * *

Увы, разгадку тайн Феликситура пришлось отложить. Гравитон успел пролететь мимо планеты и продолжал удаляться, а торможение этого исполина требовало непомерных трат энергии.

Сумитомо рассудил, что ухомахи вполне могут подождать до нашего следующего визита. В среду, едва наша команда вернулась на борт, он включил двигатели коррекции. Изменив направление, станция устремилась к Кроносу, главному объекту наших исследований.

Все принялись купаться, есть, ходить друг к другу в гости и отсыпаться. Завязывались новые романы, и страсти по ухомаху потихоньку улеглись. Но вот сонное благодушие уже не возвращалось.

С каждым днем росла скорость, на контрольных картах все гуще ложились линии изогравов. За кормой тускнел Виктим. Феликситур различался уже только в сильные телескопы. И чем меньше он становился, тем больше притихали люди.