Те, кто старше нас

Андрей выбрался на покачивающуюся землю, чихнул. Перед ним предупредительно распахнули калитку.

– Куда идти?

– Да в огород. Картошка растет в огороде. Забыл, что ли?

– После вашей рыбалки маму родную не вспомнишь, – проворчал Андрей.

– Зато рыбалку не забудешь.

– Это точно. Ну, что стряслось с огородом?

А в огороде было вот что.

Среди зеленой еще ботвы выделялся почти правильный прямоугольник обнаженной земли размерами метров пятнадцать на десять. На этом пространстве картофельные стебли высохли и частично обуглились. Сильно пахло паленым.

– Ночью вроде как молния сверкнула, – сказал председатель.

– Гром был?

– А грому не было, нет, вот что странно. Только горелым запахло, и все. Утром выхожу – батюшки! Земля до сих пор горячая, вот пощупай.

Андрей пощупал.

– Да, – признал он. – Горячая. Чудеса.

– Хм, чудеса. Это еще что!

Председатель разгреб землю и вытащил картофелину.

– Во, полюбуйся. Спеклась.

– Ну и ну.

– Вояки еще ночью стреляли. Из пулемета, кажись.

– Вояки тут ни при чем, – сказал Андрей. – Это они по другому поводу стреляли.

– По тебе, что ли?

– Захарыч, ты про теленка не забудь, – напомнил Рустам.

– А что с теленком? – спросил Андрей.

– Да убило его.

– Ну да?

– Вон, за оградой лежит. На Матренином огороде.

Забор представлял собой пару параллельных жердей. За ними в самом деле лежал теленок. Он смотрел в небо удивленными глазами.

Андрей тоже посмотрел в ясное небо. Ничего там не просматривалось, до самого космоса.

– Вот так фокус. Неужто американцы шарахнули?

– С орбиты? – спросил Рустам.

– Больше неоткуда.

– С орбиты и наши могут шарахнуть, – заметил председатель.

– Да, особенно после рыбалки, – усмехнулся Андрей.

– А что? Какой-нибудь ротозей в погонах кнопки перепутал – и пожалуйста. У нас это запросто, сам знаешь. Хорошо еще дом не спалил, полководец.

Андрей еще раз посмотрел в небо. Головокружительный купол был все так же пуст, бесконечен, бездонен. С краев он имел блекло-голубую окраску, а к середине сгущался до глубокой завораживающей синевы.

– А вдруг это были и не наши, и не американцы? – сказал Андрей. – Как-то не верится, что люди умеют создавать лазеры столь огромной мощности… Такое не утаишь.

Рустам с сомнением покачал головой.

– Много ли мы знаем? – сказал он. – Все засекречено до невозможности. У военных жизнь вообще как бы отдельная. У них свои государства, свои законы. И поди пойми, чьи вояки опаснее. Американские, китайские либо свои, родненькие. Помню, когда в армии служил, охраняли мы бочки с напалмом. Сложили их в штабели, обнесли колючей проволокой, да так они и лежали, уж не знаю сколько лет. Смех в том, что над будкой часового висел репродуктор, из которого нас уверяли, что Советский Союз, в отличие от поганых империалистов, никогда не имел, не имеет и иметь не будет бесчеловечного напалма.

– А кстати, – сказал Андрей, – не позвонить ли в районную комендатуру?

– Позвоню, конечно, – кивнул председатель. – Но правды там не скажут.

– Это точно, – поддержал Рустам. – Они и сами ничего не знают. Кто им скажет, в районную комендатуру? С Байконура, что ли, позвонят?

– Это вряд ли, – сказал Андрей. – А не позвонить ли тогда…

– А вот это ты выбрось, – внушительно заявил председатель. – Прямо из головы выбрось. С органами никогда дел не имел и тебе не советую.

– Стоп, – сказал Рустам. – Слушай, Василич, ты сам мог бы какие-нибудь анализы организовать?

– Во-во, – оживился председатель. – Мне же знать надо, не подохну ли от собственной картошки.

– Анализы организовать можно. Только как пробы в Красноярск доставить?

– Нет проблем, – сказал Рустам. – Доставлю. Кому?

– Есть такой Серега Догадин. Заведует радиоизотопной лабораторией. Я ему письмо напишу.

– Захарыч, – сказал Рустам, – ты случаем не знаешь, почему с человеком договориться легче, чем с государством?

– Государство есть инструмент, – не задумываясь ответил председатель.

Потом все же задумался:

– Только вот чей?

* * *

Ближе к обеду нагрянула институтская комиссия, чтобы проявить заботу. Члены парткома вышли из черной «Волги», разминая затекшие члены и приглядываясь, к чему бы прицепиться для начала.

– Как тут у вас? – спросил секретарь.

– Выполняем, – сказал Андрей, разглядывая туфли начальства.

– С воодушевлением? – серьезно спросил секретарь.

Андрей поднял взгляд, пытаясь определить, кто перед ним. Тупой партократ? Приспособленец, почуявший новые веяния? Или приличный человек, волею судеб вынужденный фиглярствовать?

Выражение лица у секретаря было честное. А глаза непроницаемы. Такая непроницаемость вырабатывается долгой и успешной партийной карьерой. Она позволяет принимать решения в любом удобном направлении.

– С энтузиазмом, – ответил Андрей.

– Да? – сказал секретарь.

– Разве должно быть иначе? – спросил Андрей.

– Должно быть так, но может быть иначе, – усмехнулся секретарь.

– Да? – сказал Андрей.

Члены комиссии взглянули на него с ленивым любопытством.

– Ладно, – сказал секретарь, – оценил. Веди в столовую. Посмотрим, чем нынче питается энтузиазм.

Андрей тут же вычеркнул из списка тупого партократа.

«ЕШЬТЕ КАШУ, МАТЕРЬ ВАШУ!!!» – прочел секретарь. – Ага, здоровый студенческий юмор.