Те, кто уходит, и те, кто остается

Я пошла дальше, в новый район: я знала, что несколько лет назад семейство Солара перебралось туда, купив огромную квартиру. Мне открыла Мануэла, мать Марчелло и Микеле, ростовщица: я не видела ее со дня Лилиной свадьбы. Я слышала ее шаги за дверью: прежде чем повернуть ручку, она долго разглядывала меня в глазок. Наконец Мануэла появилась на пороге, плохо различимая в темноте — свет в квартире не горел; узкий луч пробивался разве что из окна на лестничной площадке. Она как будто усохла: широкое костлявое тело обтянуто кожей, один глаз сверкает, второй совсем потух. В ушах, на шее, на темном костюме, висевшем на ней мешком, сверкали драгоценности — она вырядилась как на праздник. Она вежливо поздоровалась со мной, пригласила войти и предложила кофе. Микеле дома не было: они с Джильолой обустраивали квартиру в Позиллипо, куда собирались переехать после свадьбы.

— Они что, уезжают из квартала?

— Конечно.

— В Позиллипо?

— Ну да. Только представь себе, Лену, шесть комнат, из них три с видом на море. Я бы выбрала Вомеро, но Микеле такой упрямец, все делает по-своему. Зато какой там воздух, сколько света!

Я сильно удивилась: никогда не подумала бы, что Солара рискнут покинуть зону своего контроля и логово, где прятали добычу. Однако именно Микеле Солара — самый хитрый и самый алчный из всей семьи — решил перебраться в Позиллипо, в квартиру с видом на море и Везувий. Адвокат был прав: мания величия обоих братьев приняла совсем другой масштаб. Тем не менее новость меня обрадовала: Микеле уедет из квартала, и это прекрасно! По крайней мере, не будет донимать Лилу, если та вернется.

55

Я спросила у синьоры Мануэлы адрес, простилась с ней и через весь город отправилась к Микеле: на метро доехала до Мерджеллины, немного прошла пешком и села на автобус до Позиллипо. Меня снедало любопытство. Я уже привыкла к мысли, что обладаю некоторой законной властью, что меня окружает ореол высокой культуры, и мне было очень интересно взглянуть на другое, наглое воплощение власти, которую я наблюдала с детства; она произрастала из произвола, безнаказанных преступлений, фальшивых улыбок, изображающих законопослушность, и показного расточительства — в общем, из всего, чем славились братья Солара. Но и тут Микеле от меня ускользнул. В квартире на верхнем этаже нового дома я нашла только Джильолу. Она посмотрела на меня с явным удивлением и столь же явной неприязнью. Я поймала себя на мысли, что любезничала с семейством Спаньюоло, пока в любое время дня и ночи бегала к ее матери звонить, а после того, как установила телефон у нас дома, и думать о них забыла. И вдруг хмурым дождливым полднем без предупреждения заявляюсь в Позиллипо, в квартиру будущих молодоженов, где все еще вверх дном. Мне стало стыдно, и, чтобы загладить свою вину, я притворилась, что безумно рада встрече. Поначалу Джильола вела себя сдержанно и настороженно, но потом желание похвастаться взяло в ней верх. Она мечтала, чтобы я ей позавидовала и признала, что ей повезло больше, чем остальным девчонкам квартала. Она повела меня показывать дом, комнату за комнатой, внимательно следя за моей реакцией и ликуя, когда я шумно восхищалась. Дорогущая мебель, роскошные люстры, две огромные ванны, гигантский водонагреватель, холодильник, стиральная машина, три телефона, к сожалению еще не подключенные, телевизор с большим экраном и даже лоджия, напоминающая благоухающий сад, полный цветов, — жаль только, погода не позволила оценить их во всей красе.

— Смотри, какой вид на море! А на весь Неаполь? А на Везувий? А небо, небо какое! В квартале такого не бывает!

Действительно, ничего подобного я раньше не видела. Свинцового цвета залив казался словно оплавленным по краям; прямо над нами плыли густые всклокоченные тучи, а где-то дальше, между морем и тучами, зияла похожая на порез длинная полоса слепящего света, утыкаясь в фиолетовую тень Везувия. Мы долго стояли и смотрели вдаль, и ветер раздувал наши юбки. Меня заворожила красота Неаполя; даже с балкона профессора Галиани, в гостях у которой я была несколько лет назад, вид был не такой величественный. К бетонной уродине, обезобразившей облик города, прилагался — за очень большие деньги — невероятной красоты пейзаж. Именно его и приобрел Микеле.

— Тебе что, не нравится?

— Это потрясающе!

— Не идет ни в какое сравнение с квартиркой Лины, правда?

— Какие уж тут сравнения.

— Я сказала — Лины, а ведь там теперь Ада хозяйничает…

— Да.

— Тут живут люди побогаче.

— Конечно.

— А что это ты морщишься? Что-то не так?

— Что ты! Я очень за тебя рада!

— Да уж, каждому свое. Ты выучилась, книги вон пишешь. А у меня зато есть это.

— Да.

— Как-то ты это странно говоришь.

— Нисколько.

— Ты бы посмотрела на таблички на доме. Тут живут сплошь инженеры, адвокаты и известные профессора. Конечно, квартиры здесь стоят дорого, но, я думаю, если вы с мужем подкопите, сможете купить себе такую.

— Это вряд ли.

— Он что, не хочет жить в Неаполе?

— Это исключено.