Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент

– Да, друг, – ответил Мухикита после, паузы. – Знаю, что тебя привело сюда. Дело о смерти пеона?

– Пеонов, – поправил Лусардо. – Их было двое, убитых.

– Убитых? Что ты говоришь, Сантос! Пройдем в суд, там ты расскажешь мне, как все произошло.

– Разве я, а не ты должен мне рассказывать?

– Ты прав, извини! Но, может быть, ты прольешь свет на обстоятельства, подскажешь, что я должен делать.

– Мухикита, неужели ты сам этого не знаешь?

– Ах, друг! – жест Мухикиты был красноречивее слов: «Неужели ты забыл, где мы живем?»

Они подошли к суду. Мухикита сильным пинком распахнул дверь, окончательно перекосившуюся и потому не сразу открывавшуюся даже перед энергичным человеком, и они вошли в большое помещение в доме с соломенной крышей и побеленными известью стенами. Там стояли стол, шкаф, три стула и в углу – лукошко с наседкой. Спеша усадить Сантоса, Мухикита обмахнул сиденье стула, подняв клубы пыли. По всему было видно, что не часто жители округа прибегали к защите правосудия.

Сантос сел, подавленный не столько физической усталостью, сколько унынием, которое производили на него и городок, и сидевший напротив судья.

Тем не менее он взял себя в руки и, надеясь на поддержку Мухикиты, рассказал ему, куда направлялись Кармелито и его брат Рафаэль и какое количество пера везли с собой.

Выслушав Сантоса, Мухикита почесал в голове, надел шляпу и направился к выходу:

– Подожди меня здесь. Я доложу обо всем генералу. Он, должно быть, в управлении. Я мигом.

– Но при чем тут начальник Гражданского управления? – заметил Сантос – Ведь срок, установленный законом для передачи материалов предварительного следствия в суд, истек.

– А, черт возьми! – досадливо крякнул Мухикита, но тут же заспешил. – Видишь ли, генерал, в общем, не плохой человек, но он всем хочет заправлять сам. Гражданское ли, уголовное ли дело – решает он. А тут генералу взбрело в голову, что парень, как он выразился, сомлел в дороге, то есть с ним случился сердечный припадок. Кстати, – чем черт не шутит, – ты не замечал, пеон раньше никогда не жаловался на сердце?

– Какое там к черту сердце! – выругался Сантос, вскакивая с места. – Кто скоро станет сердечником, если уже не стал им со страха, так это ты!

– Не кипятись, дружище! Поставь себя на мое место. Да и генерала надо понять. Не так это все просто. Несколько Дней назад пришел циркуляр президента штата всем начальникам гражданских управлении, находящимся в его подчинении. Не циркуляр, а настоящая головомойка. За последнее время в глухих местах было совершено несколько убийств, и преступники не были пойманы, так вот в связи с этим – строгий приказ властям на местах добросовестнее относиться к своим обязанностям. Ну, наш генерал ответил, что к нему это не относится, ибо, как он считает, в подвластном ему округе преступность отсутствует. Я сам составлял ответ, и он остался так доволен им, что приказал сделать второй экземпляр и вывесить его для всеобщего обозрения, – ты уже, наверное, видел эту бумагу. Теперь о деле твоего пеона пли, вернее, твоих пеонов. Я, конечно, не мог не заподозрить убийства, но в такой момент, сразу после обнародования такого листка, сам понимаешь, как можно признать это убийством…

– Тогда ты сидишь здесь, только чтобы угождать ньо Перналете, а никак не осуществлять правосудие, – отрезал Сантос.

Мухикита пожал плечами:

– Я здесь для того, чтобы заработать на хлеб моим детям. Одной лавкой не проживешь. – И повторил, уходя: – Подожди немного. Еще не все потеряно. Я попытаюсь сдвинуть с места этого быка.

Через несколько минут он вернулся очень расстроенный.

– Ну, что я говорил? Я, брат, знаю его как свои пять пальцев. Ему не понравилось, что ты обратился ко мне, а не к нему. Так что пойди-ка ты туда да сделай вид, будто целиком полагаешься на него. Иначе ничего не добьешься.

Не успел Лусардо возразить, как в судебное помещение вошел сам начальник округа.

Действительно, ему не понравилось, что Сантос, обойдя его, прибегнул к помощи судьи и, что еще хуже, привез данные, сводившие на нет ловко придуманное им заключение о естественной смерти пеона. Такие вещи ньо Перналете не прощал даже тем, кто понимает власть не иначе как варварский деспотизм, о тех же, кто осмеливался противопоставить его самоуправству закон, и говорить не приходится.

Он вошел в комнату в шляпе, руки его были заняты: в левой – потухшая сигара, в правой – коробок спичек. Кроме того, под мышкой левой руки он держал саблю в кожаных ножнах, которую без всякой надобности повсюду таскал с собой.

Не удостоив Лусардо приветствием, он подошел к столу, положил на него свою увесистую регалию, чиркнул спичкой и, закуривая, произнес:

– Сколько раз я вам говорил, Мухикита, что не люблю, когда суют нос в мои дела. Делом этого сеньора занимаюсь я, я оно для меня ясно.

– Позвольте заметить, сейчас это дело должно находиться в юрисдикции судебных властей, – заявил Сантос Лусардо, поступая как раз вопреки совету Мухикиты, ибо произнести и присутствии ньо Перналете слово «юрисдикция» означало объявить ему воину.