Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент

– Однако, Сантос, – вмешался судья, заикаясь от страха, – ты знаешь, что…

Но ньо Перналете не нуждался в поддержке.

– Да! Помнится, я уже слышал здесь подобные фразы, – возразил он с издевкой, между двумя затяжками. – Мне давно известно: там, где орудуют судья и адвокат, если им дать волю, ясное становится темным, и то, что можно было бы решить в один день, тянется больше года. Поэтому, когда к нам являются с тяжбой, я спрашиваю у соседей на улице, кто прав, затем прихожу сюда и говорю этому сеньору: «Бакалавр Мухика, прав такой-то. Немедленно выносите решение в его пользу».

При последних словах он изо всей силы стукнул по столу своей диктаторской регалией, которой перед этим несколько раз махнул в воздухе.

Почти теряя самообладание, Сантос возразил:

– Я приехал сюда не спорить, а только просить справедливости, но мне любопытно знать, как вы понимаете справедливость, если так к ней относитесь?

– Для меня справедливость – это мое ударение, – рассмеялся ньо Перналете; в глубине души он был весельчак и любил побалагурить. – Непонятно? Сейчас объясню. Один начальник слыл невеждой. Он, видите ли, говорил неграмотно. К примеру, надо «документ», а он – «документ». И не только говорил. Когда ему на подпись давали бумагу с таким словом, он перво-наперво приказывал секретарю: «Поставь мое ударение!» И секретарь ставил. Вот так.

Мухикита с готовностью рассмеялся, а Сантос сказал с Раздражением:

– . Ну, если здесь принята такая грамматика, то я зря потерял время, надеясь найти здесь справедливость. Ньо Перналете ощетинился.

– Вам ее еще покажут, – произнес он тоном, в котором явно звучала угроза.

Ньо Перналете, деспот по природе, но в то же время большой хитрец, не любил, когда с ним спорили, однако, если находил доводы противника убедительными и изменение своей прежней точки зрения целесообразным, тут же искал способ принять эти возражения, правда, не иначе как делая вид, будто сам давно так думает, и выражая чужие мысли в своей, оригинальной форме. Поскольку он столкнулся с Лусардо и циркуляр президента штата был еще свеж в его памяти, он счел за благо отказаться от заключения о естественной смерти пеона.

– Незачем было таскаться в такую даль, чтобы сказать, что пеон выехал не один, – заявил он своим обычным бесцеремонным тоном. – Мы и сами уже начали розыски второго.

Поняв, что генерал задумал свалить вину на Рафаэля, Сантос поспешно возразил:

– Спутник Кармелито – его брат. Я не сомневаюсь в честности обоих и утверждаю, что второй пеон тоже был убит.

– Вы можете утверждать что угодно. Нас интересует истина, – отрубил ньо Перналете, чувствуя, что снова попал впросак, и, бросив растерявшемуся судье: «Вам уже сказано, бакалавр Мухика, не тревожьте осиное гнездо!» – вышел, сопровождаемый молчанием, означавшим возмущение Сантоса и страх Мухикиты.

В наступившей тишине слышно было, как цыплята стучат клювами в скорлупу яиц, спеша явиться в этот полный прелестей мир.

Выглянув на улицу и убедившись, что ньо Перналете ушел, Мухикита заговорил:

– Ты утверждаешь, что пеоны везли две арробы перьев? Это… около двадцати тысяч песо, не так ли? Тогда не все потеряно, Сантос. Присвоивший перья постарается поскорее сбыть их за любую цену. Тут все и откроется.

Но Сантос не слушал, думая о своем. Наконец он встал со стула и, собираясь уходить, сказал:

– Если бы мать не увезла меня в Каракас, а оставила здесь обучаться грамматике ньо Перналете, я был бы сейчас не адвокатом, а по меньшей мере полковником, под стать этому варвару, и он не посмел бы так разговаривать со мной.

– Послушай, что я скажу тебе, друг, – начал Мухикита вкрадчиво. – Генерал не такой уж…

Но осекся под устремленным на него взглядом и закончил подавленно:

– Ладно! Пойдем выпьем по рюмочке. Прошлый раз у меня не нашлось времени даже пригласить тебя.

Это было откровенное признание в собственном ничтожестве, и Сантос, холодно взглянув на Мухикиту, проговорил:

– Правда, ньо Перналете не существовало бы, не будь таких…

Он хотел сказать: «Мухикит», но подумал, что и этот несчастный – всего-навсего жертва варварства, и ему стало жалко человека, не сознающего леей глубины своего падения.

– Нет, Мухикита, я еще не дошел до того, чтобы начать пить.

Бывший однокашник уставился па пего непонимающим взглядом – так смотрел он на Сантоса, когда тот растолковывал ему римское право; затем виновато ухмыльнулся:

– Ах, Сантос Лусардо! Ты ни в чем не переменился! Мне так хочется поговорить с тобой по душам, вспомнить былые времена, друг! Ты ведь еще по уезжаешь, надеюсь? Подожди, останься, ну хоть до завтра. Сейчас отдохни, а позднее я приду за тобой на постоялый двор. Провожать тебя я не могу, мне нужно закончить срочное дело.

Когда Сантос скрылся за углом, Мухикита запер суд и отправился в Гражданское управление разведать, каково настроение ньо Перналете.

Генерал был один; в сильном возбуждении шагал он из одного угла конторы в другой и рассуждал сам с собой:

«Недаром этот докторишка не понравился мне еще в первый раз. Экий сутяга! В тюрьму таких!»