Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент

Постепенно вырисовываются горы, похожие на чудовищных горбатых ящеров, холмы, напоминающие огромные головы ацтекских богов, исполинские лица, искаженные ужасной и смешной гримасой, которые вызывают то улыбку, то страх, смутный, как тревожное предчувствие.

Впереди отряда – Деметрио Масиас со своим штабом: полковником Анастасио Монтаньесом, подполковником Панкрасио, майорами Луисом Сервантесом и белобрысым Mapгарито.

Следом едут Оторва и Венансио, который галантно ухаживает за спутницей, сладким голосом читая ей душещипательные стихи Антонио Пласы[40].

Когда лучи солнца коснулись городских крыш, войска колонной по четыре под звуки горнов вступили в Мойяуа.

Оглушительно пели петухи, заливисто лаяли собаки, только люди не подавали признаков жизни.

Оторва хлестнула свою вороную кобылу и вмиг оказалась Рядом с Деметрио. Вид у нее был горделивый: огромные золотые серьги, нарядное платье, светло-голубой шелк которого придавал ее оливковому в красноватых пятнах лицу нездоровую бледность. Юбка задралась до колен, обнажив кривые ноги в рваных вылинявших чулках. За поясом торчал револьвер, к луке седла приторочена пулеметная лента.

Деметрио тоже был при параде: шляпа с галунами, замшевые штаны с серебряными пуговицами, расшитая золотом куртка.

То и дело раздавался треск и грохот: это рассыпавшиеся по городку солдаты взламывали двери, отбирали у жителей лошадей и оружие.

– Утро проведем у дона Монико, – многозначительно произнес Деметрио и, соскочив с коня, бросил поводья солдату. – Пойдемте позавтракаем с ним. Это мой друг. Он меня очень любит.

Офицеры штаба мрачно улыбаются. Громко звеня шпорами, они направляются к большому, построенному с претензиями, дому, который – по всему видно – может принадлежать только касику.

– Наглухо замуровались, – замечает Анастасио Монтаньес, изо всех сил налегая на дверь.

– Ничего, откроем, – уверяет Панкрасио, ловко вставляя дуло винтовки в замочную скважину.

– Нет, погоди, – останавливает его Деметрио. – Прежде постучи.

Панкрасио трижды стучит в дверь прикладом, потом еще трижды. Никто не отзывается. Он выходит из себя и, не слушая больше приказов, стреляет. Замок сломан, дверь распахнута.

Мелькают подолы юбок, детские ножки. Обитатели дома прячутся в глубину здания.

– Вина хочу! Подать вина! – повелительно бросает Деметрио и громко стучит по столу. – Садитесь, друзья.

Выглядывает какая-то сеньора, за ней другая, потом третья; из-за черных юбок испуганно таращатся дети. Одна из женщин, дрожа от страха, подходит к буфету, достает бутылку, рюмки и ставит на стол.

– Оружие есть? – сурово спрашивает Деметрио.

– Оружие? – повторяет сеньора, еле ворочая языком. – Откуда оно у одиноких порядочных женщин?

– Вот как! Одиноких? А дон Монико?

– Его здесь нет, сеньоры. Мы снимаем этот дом и о сеньоре Монико знаем только понаслышке.

Деметрио приказывает обыскать помещение.

– Нет, нет, сеньоры, пожалуйста, не надо. Мы сами отдадим все, что у нас есть, только, ради бога, не позорьте нас. Мы девушки одинокие и порядочные.

– А мелюзга откуда? – грубо осведомляется Панкрасио. – Ветром надуло?

Женщины поспешно исчезают и через минуту возвращаются, неся покрытое пылью и паутиной ружье с расколотым прикладом и старый пистолет с заржавевшим поломанным бойком.

Деметрио улыбается.

– Ну, а теперь деньги.

– Деньги? Какие деньги у бедных одиноких девушек?

Они бросают умоляющий взгляд на стоящего рядом солдата и в ужасе закрывают глаза: им кажется, что перед ними тот самый палач, который распял господа нашего Иисуса Христа, такой же, как на via crucis [41] в приходской церкви. Они увидели Панкрасио!

Деметрио приказывает начать обыск.

Сеньоры снова убегают и быстро возвращаются с изъеденным молью кошельком, в котором лежит несколько кредиток Уэрты.

Деметрио улыбается и без дальнейших разговоров велит своим людям приступать к обыску.

Точно свора голодных собак, гурьба солдат устремляется во внутренние комнаты, отталкивая женщин, которые пытаются преградить им путь. Одни женщины падают в обморок, другие убегают, дети кричат.

Едва Панкрасио собрался взломать замок огромного платяного шкафа, как дверцы его распахнулись, и наружу выскочил человек с ружьем в руках.

– Дои Монико! – удивленно восклицают собравшиеся.

– Деметрио, не губите меня! Пощадите! Я же ваш друг, дон Деметрио!

Генерал насмешливо улыбается и спрашивает, неужели друзей встречают с винтовкой в руках. Окончательно растерявшись, дон Монико валится Деметрио в ноги, обнимает его за колени, целует сапоги:

– У меня жена. дети… Дон Деметрио, друг!

Дрожащей рукой Масиас сует пистолет обратно за пояс. В памяти его ожила скорбная фигура женщины. С младенцем на руках идет она в полночь среди горных скал, озаренная лунным светом. А позади пылает дом…

– Вон отсюда! Всем выйти! – угрюмо командует он. Штаб подчиняется. Дон Монико и его домочадцы, обливаясь слезами благодарности, целуют руки Деметрио.

На улице балагурит веселая толпа, ожидая, когда генерал позволит разграбить дом касика.

– Я-то знаю, где они денежки прячут, только не скажу, – бахвалится парень с корзиной в руках.