Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент

— Как поживаете? Как поживаете? Как поживаете? Дед пояснял:

— Это — Хервасия, дочка Мануэлито. Это — Франсиска, ее отцом был Андрее Рамон. Хеновева, Альтаграсия… Сандовальские телки, как их тут зовут. В сосунках же у меня ходят всего трое — это они перетаскивали с барки ваши вещи. Вот какое наследство оставили мне сыновья: одиннадцать ртов, и в каждом — полно зубов.

Девушки, оправившись от смущения, опустились рядышком на скамьи, в том же порядке, как вышли из дома, и так сидели, не зная, что делать с руками и куда девать глаза. Старшей, Хеновеве, на вид было не больше семнадцати; некоторые хорошо сложены, со смуглыми, порозовевшими лицами и черными, блестящими глазами. Все — упитанные, крепкие.

— На вашу семью приятно посмотреть, Мелесио, — заметил Лусардо. — Сильные все, здоровые. Сразу видно, здесь малярия не очень свирепствует.

Старик переправил табачную жвачку за другую щеку.

— Как сказать, ниньо Сантос. Конечно, у нас здесь болеют не так часто, как в других местах, где вам приходилось бывать. Но малярия и нам порядком досаждает. У меня, к примеру, было одиннадцать детей, и семеро из них выросли и встали на ноги. Может, вы еще помните их. А вот в живых остался один Антонио! И так почти у всех. Не погибает тот, кто способен сам любую лихорадку в пот вогнать. А такие люди у нас есть. Вот хоть, в добрый час будет сказано, мы все, собравшиеся тут по милости божией. Но с остальными малярия круто расправляется.

Он сплюнул горькую слюну и закончил полушутливой фразой, по которой сразу можно было узнать в нем старого венесуэльского скотовода:

— За примером недалеко ходить. Я сам вот остался с одним молодняком. Весь крупный скот — сыновей и невесток — смерть унесла.

И он снова улыбнулся тихой улыбкой.

— Зато сколько дедов завидует вам, Мелесио, видя, какие у вас хорошенькие внучки, — заметил Сантос, стараясь отвлечь старика от грустной темы.

— Вы очень добры, — прошептала Хеновева, остальные сестры стыдливо зашушукались.

— Гм! — хмыкнул Мелесио. — Не так уж много пользы от этого! Лучше бы мне оставили табун уродок, хоть пасти было бы легче. А то из-за этих я сна лишился. Всю ночь прислушиваюсь, как выпь, и нет-нет да и соскочу с гамака и пойду их пересчитывать одну за другой — все ли восемь на месте.

Кроткая улыбка вновь обозначила тысячи морщинок на его лице. Девушки, пунцовые от смущения и распиравшего их смеха, пробормотали:

— Господи, таита! Уж вы скажете.

Подхватив веселый тон Мелесио, Сантос обратился к девушкам с шутливыми замечаниями, они разговорились, довольные и смущенные. Старик слушал гостя с тихой, светлой улыбкой, Антонио молча и преданно смотрел на него.

Появился мальчик с чашкой кофе — традиционным угощением льянеро.

— Это та самая чашка, из которой пил ваш отец, царство ему небесное, — проговорил Мелесио. — С тех пор никто к ней не прикасался. — И добавил: — Вот и пришлось мне перед смертью свидеться с ниньо Сантосом!

— Спасибо, дедушка.

— Не стоит благодарности, ниньо. Я родился лусардовцем и им умру. В здешних местах, когда речь заходит о нас, Сандовалях. так и говорят: у них на заду клеймо Альтамиры. Хе-хе!

— Вы всегда были преданы нам. Это правда.

— В добрый час будет сказано. Пусть эти парни, что стоят и слушают нас, идут той же дорогой. Да, сеньор, время нас не меняет: спросят нас, мы говорим, не спрашивают — молчим, но долг свой мы не забываем. Скажете, всякое бывает? Нет, сеньор! Я всегда говорил Антонио: Сандовали там, где Лусардо, пока они нас сами не прогонят.

— Ну, будет, старик, — вмешался Антонио. — Сейчас нас как раз не спрашивают.

Сантос понял, что хотел сказать Мелесио словами «не спрашивают — молчим». Старик предупреждал возможные упреки в том, что не поставил хозяина в известность о мошенничестве управляющих, и намекал на обиду тех, кто, несмотря на свою испытанную и исконную верность, оказался в положении подчиненных у таких пришельцев, как Бальбино Пайба, которого Лусардо и в глаза никогда не видывал.

— Понимаю, дедушка. И признаю, что настоящий виновник всего — сам я. Пока Сандовали в Альтамире, кто лучше их защитил бы мои интересы? Но, должен сознаться, я никогда не занимался и не хотел заниматься Альтамирой.

— У вас все время уходило на учебу, чего уж там, — сказал Антонио.

— Да и привязанность к этой земле я потерял.

— Вот это плохо, ниньо Сантос, — заметил Мелесио.

— Теперь-то я вижу, — продолжал Лусардо, — как вам здесь туго приходится.

— Как говорится, сдерживаем обезумевшее стадо, — заявил Антонио.

А старик продолжал в метафорическом стиле скотоводов:

— Не раз на рогах висели. Антонио так даже на хитрость пошел, — как тот бык, которого повалили, а он все норовит вскочить да вырваться, — притворился смирным, особенно перед доном Бальбино, и даже противником вашим, — только бы не уволили.

— И все же вчера он собирался дать мне расчет.