Те триста рассветов...

К Мамаеву кургану экипаж подошел со стороны острова Зайцевский, вдоль речки Орловки. Там, у поселка СТЗ, имелась небольшая площадка, куда связисты и приземлили свой самолет. С помощью нескольких солдат они подтащили машину к разрушенному дому, чтобы хоть как-то замаскировать ее от шныряющих «мессеров». Вокруг творилось что-то невообразимое: беспрерывно рвались снаряды, горели городские кварталы, пыль от разрушенных зданий и дым пожаров покрывали все пространство и тянулись за Волгу, Мамаев курган, где был командный пункт Чуйкова, под огнем вражеской артиллерии и бомбами дымился, как вулкан.

Еркин позже рассказывал, что уже потерял надежду [12] взлететь в этом кошмаре. Но Иван Трофимов не зря пользовался репутацией бесстрашного пилота. Он оторвал машину буквально в метрах от огромной воронки, развернулся над дымящимися развалинами и нырнул под откос к волжской воде.

Когда экипаж выскочил на траверз Латашанки, экспансивный Еркин едва не вывалился из кабины: по пыли и дыму, окутавшему развалины поселка, по многочисленным вспышкам артиллерийского огня, а главное, по танкам, уткнувшимся в берег, без труда можно было догадаться - немцы вышли к Волге.

- Сталинград отрезан! - закричал он Трофимову. - Танки с крестами на берегу!…

Иван кивнул головой. Что он мог сказать? Конечно, это была тяжелая картина - немецкие танки, вышедшие на берег великой русской реки.

Так или иначе, печальная новость на некоторое время отвлекла от дела, притупила осмотрительность. Из этого состояния их вывел пулеметный огонь. Первая очередь «мессера» полоснула по верхнему крылу. Вероятно, от радости видеть перед собой такую заманчивую цель, как У-2, немец заторопился и промазал. Через несколько секунд он проскочил вперед и тут же стал разворачиваться для повторной атаки. Но Трофимов и Еркин, оправившись от мгновенного шока, уже могли сопротивляться - их машина неслась впритирку к земле. Немец не спеша выполнил разворот и снова бросился в атаку. А кругом выжженная степь, овраги, балки - как укрыться от неминуемой гибели?…

Выручил маневр, который экипаж продумал еще до вылета, помог опыт других летчиков. Позже они рассказывали дам, как все было. Штурман повернулся лицом к самолетному килю и стал следить за немцем. Как только тот устремлялся в атаку, он кричал летчику: «Давай!» Иван мгновенно вводил самолет в предельно крутой вираж и таким образом они буквально в последний момент выскакивали из-под пулеметных очередей «мессершмитта».

Упорный немец сделал уже четыре безуспешных захода. Его пулеметные очереди прошивали воздух то справа, то слева от У-2. Но пятый заход оказался для экипажа роковым: из всей длинной очереди, выпущенной немцем, всего лишь одна пуля настигла экипаж. Она нашла свою цель - был ранен штурман. Трофимову ничего не оставалось, как приземлить машину в поле… Сделал он это, как всегда, мастерски. Но немец не уходил - ему нужно было поджечь машину и сделать снимок. Наши летчики отбежали от самолета, [13] и тут длинная и, как оказалось, последняя очередь прошила неподвижный У-2.

Трофимов перевязал рану штурмана. Подсчитали пробоины на самолете - сорок восемь! Не промахнулся все-таки немец.

- Как себя чувствуешь? Может, взлетим? - спросил Трофимов.

Кое- как он развернул машину вдоль балки, на краю которой они оказались, усадил окровавленного штурмана в кабину, взлетел и через полчаса был дома…

Командир нашей эскадрильи связи капитан Карманов, человек осторожный и скрытный, большую часть времени находился в штабах наземных войск, получал от них задания на связь и особо не посвящал нас в свои планы. Мы же постоянно находились в готовности к вылету, коротая время под крылом самолета.

Однажды Карманов вернулся с целым пакетом поручений. И вот одни экипажи полетели на запад, в район малой излучины Дона, другие на юго-восток, за Волгу. Нам же с Лебедевым предстояло выполнить «более сложное», как выразился Карманов, задание: перевезти с речного буксира сейф, набитый секретными документами. Получив повреждение от бомбы, буксир тот затонул у острова севернее Камышина.

Третий раз за последний месяц я пролетал над Камышином и всякий раз заставал его горящим. Немцы не обходили город вниманием ни днем, ни ночью, поскольку через него двигались резервы к Дону и Сталинграду. На этот раз Камышин горел особенно сильно - от него только что ушли немецкие Ю-88. В небе еще висели облачка зенитных разрывов.