Те триста рассветов...

Здесь шла совершенно особенная, исполненная напряженного труда жизнь. Каждую ночь полк всем составом поднимался в воздух и до рассвета непрерывно бил по целям внутри «котла», как теперь стала называться окруженная группировка противника.

Первый разговор с нами был коротким. Командир эскадрильи старший лейтенант В. Руднев задал всего один вопрос: в каких метеоусловиях летали мы ночью? Узнав, что в простых, развел руками:

- Сейчас над «котлом» погода сложная, часто приходится летать вслепую, по приборам. Так что придется вам подождать погодку попроще. А пока помогайте механикам, оружейникам. Присматривайтесь.

Ночами, во время боевых вылетов, я ни на час не уходил с самолетной стоянки. Украдкой, со странным чувством сострадания ощупывал аккуратные или рваные дыры на бортах и в крыльях машин, возвращавшихся с задания. «Это от пули, - наставляли меня механики, - а это от осколка».

Я уходил в сторону от самолетов и подолгу смотрел на юг, где был Сталинград. Изредка горизонт в той стороне озарялся вспышками, и не понять было - то ли это рвались бомбы, то ли стреляла артиллерия… Напряжение боев над «котлом» возрастало. Это чувствовалось по интенсивности боевой работы, вдруг возникшей нехватке бомб, по сбитым и садившимся на вынужденную самолетам. Летчиков вконец изматывали напряженные ночи, за которые они совершали по 6-8 боевых вылетов.

Однажды днем, когда все еще спали мертвецким сном после особенно трудных полетов, вдруг раздалась команда к общему построению. Судя по реакции летчиков, такого еще не было.

Падал снег. В морозной дымке неподвижного воздуха стояли покрытые инеем притихшие тополя. А вдалеке, словно ворчание грома, перекатывались звуки артиллерийской канонады.

К строю полка подошла группа командиров.

- Наш комдив, - шепнул штурман Дима Езерский, с которым я успел подружиться, - полковник Пушкарев.

Высокий худой полковник в кожаном реглане, хромовых сапогах быстро прошел к середине строя.

- Товарищи летчики! - почему-то крикнул он взволнованным и несколько напряженным голосом. - Немцы, - тут он взмахнул рукой в сторону фронта, откуда слышалась артиллерийская стрельба, - хотят наладить снабжение окруженных [17] войск по воздуху. В «котле» уже садятся их транспортники…

Командир дивизии сделал шаг вперед, и мы почувствовали, что сейчас он скажет главное. Строй, присыпанный снегом, замер.

- Но этому не бывать! Красная Армия сделала самое трудное: не сдала Сталинград и захлопнула ловушку, в которой теперь сидит целая армия. Сейчас надо добить ее как можно скорее. Я ставлю вашему полку боевую задачу особой важности: сорвать воздушные перевозки врага! Начинать работу по готовности, сегодня.

Полковник Пушкарев понизил голос и отрешенно взглянул вдоль строя:

- Но я не могу вам приказывать: сейчас день, погода видите какая. Вся скоростная авиация прикована к земле, и надежда только на вас. Нужны добровольцы…

Строй молчал. Наконец кто-то спросил:

- А цели какие?

- Аэродромы. Конкретно будут известны позже. - Командир дивизии снял шапку, и легкий морозный ветерок зашевелил его волосы. - Мне поручено передать: тем, кто выполнит задание по уничтожению транспортников противника, здесь же, на аэродроме, будут вручены ордена. Сразу после боевого вылета.

Комдив отвернулся от строя, и мы все услышали его слова, обращенные к командиру полка: «Через час представить мне фамилии добровольцев…»

- Дима, как же это? - спросил я у Езерского. - Днем на У-2?…

Мой вопрос, очевидно, показался ему настолько наивным, что он лишь досадливо махнул рукой и зашагал к штабу.

В этот день наиболее опытные экипажи, отобранные из числа добровольцев, поднялись в воздух. Началась изнурительная, во многом трагическая борьба с «воздушным мостом», унесшая не один десяток жизней. Лишь единицам удавалось прорываться к посадочным площадкам немцев. Ввиду больших потерь дневные действия У-2 были прекращены.

От полного уничтожения полк спасли три обстоятельства: в этот день резко улучшилась погода и в бой вступили бомбардировщики Пе-2, штурмовики Ил-2 и истребители; немецкая противовоздушная оборона еще не успела развернуться в полную силу и почти полностью была подавлена дневной авиацией. Но самое главное состояло в том, что командующий Донским фронтом К. К. Рокоссовский, со свойственным [18] ему стремлением беречь людей, посчитал преждевременным и неоправданным боевое применение У-2 днем и отменил ранее принятое решение.

Позже, когда немцы поняли, что днем работа «воздушного моста» почти полностью парализуется действиями советских летчиков и артиллеристов, им пришлось перенести работу авиации только на ночь.

С этого момента основная тяжесть борьбы с транспортниками легла на плечи легкомоторной ночной авиации. Здесь она была на своем месте.

* * *

В середине декабря погода в районе полетов вновь стала заметно улучшаться. Ударили крепкие морозы, небо прояснилось, и только внезапные снежные заряды порой сильно ухудшали видимость. Но заряды проходили, и холодное звездное небо, как и прежде, сияло над сталинградским «котлом».