Те триста рассветов...

Летчики, возвращаясь с боевого задания, рассказывали, что цели в городе и по всей степи видны хорошо, точность бомбометания значительно возросла, хотя противодействие с земли оставалось таким же яростным, как и в начале операции по срыву воздушных перевозок.

С приходом хорошей погоды значительно увеличилась интенсивность полетов немецкой авиации. Именно на этот период пришелся пик работы «воздушного моста». В работу по переброске грузов включились тяжелые четырехмоторные бомбардировщики «Кондор», «Хейнкель», на аэродромы Гумрак и Большая Россошка десятками садились трехмоторные самолеты «Юнкерс-52».

Однажды, когда мы с Лебедевым помогали менять мотор, прибежал посыльный: нам приказано прибыть в штаб за получением боевого задания. Как ни ждал я этого момента, как ни готовился к нему, а пришел он неожиданно. Гулко заколотилось сердце, стало вдруг жарко в просторном меховом комбинезоне. Лебедев тоже пришел в заметное волнение: засопел малиновым носом, уронил в снег гаечный ключ, зачем-то стал подтягивать и без того хорошо сидевшие унты…

Однако волнение улеглось, едва мы начали подготовку к вылету.

Когда все было готово, к нам подошли командир эскадрильи Руднев и штурман старшина Н. Рачковский.

К тому времени на счету Николая Рачковского и его летчика Владислава Лайкова было около сотни боевых вылетов. [19]

Крепкий удачливый экипаж, разбирающийся в воздушной обстановке не хуже, чем признанные асы сталинградского неба. А ведь начали они боевую работу лишь прошлой осенью, в сентябре, не имея за плечами ни опыта, ни авторитета бывалых бойцов. Сейчас же к их словам прислушивались не только молодые летчики, но и бывалые воздушные бойцы.

Как- то Лайков рассказывал:

- У Городищ, что в пригороде Сталинграда, сходятся пять оврагов. Запомни, штурман, пригодится. Первый, короткий, подходит с севера. Второй, у «вала Анны Иоанновны», берет начало за деревней Уваровка. Третий, самый большой, поросший лесом, подходит с запада. Четвертый соединяет станцию Гумрак с Городищами, а пятый тянется километров на десять с юго-запада. Самые интересные овраги - второй, третий и четвертый, здесь у немцев резервы, склады, танки в засаде, по дну оврагов идет снабжение войск. А ближе к Волге - «черная дыра», потому что там ни прожекторов, ни зениток. Если зажмут над оврагами, тяни к «дыре», но не на север. Упаси боже! Здесь у разъезда Конный сильно защищенный аэродром истребителей. Собьют, как пить дать…

«Так вот почему этот экипаж удачливый, - размышлял я, - дело, оказывается, не в слепой удаче, а в безукоризненном знании театра действий, наземной обстановки».

- Попадешь под огонь, - продолжал Лайков, - советую лететь так: резкий набор высоты, скольжение на крыло, крутой разворот в сторону, змейка на высоте, опять уход вверх. Затем все по второму кругу, пока не выберешься на чистую воду, то есть на свою территорию. Проверено. Только не лети по прямой! Для зенитчиков такой полет - настоящий подарок.

- Расскажи про льдинку, - просит кто-то.

- В другой раз, - обещает Лайков. Он мрачнеет, поводит крупным носом, что означает озабоченность и досаду. Не любит летчик загадок.

Руднев и Рачковский чем-то неуловимо похожи друг на друга - оба крупные, степенные, широколицые.

- Ну что, молодежь, готовы к первому боевому? - голос у Руднева спокойный, речь рассудительная, фразы короткие и точные. Слово «молодежь» надо понимать относительно - Рудневу и Рачковскому всего на два года больше, чем нам.

- Готовы, товарищ старший лейтенант.

- Пойдете за нами, интервал семь минут. Особо предупреждаю: [20] в случае ухудшения погоды немедленно возвращайтесь. Если погода захватит до линии фронта, бомбы бросать аварийно, на «невзрыв». От цели уходить левым разворотом на повышенной скорости. Высоту потерять не бойтесь, немца больше интересуют самолеты с бомбами. Постреляют немного в хвост - и делу конец. Зато фронт быстрее пересечете. Понятно?

- Так точно!

- Через час, - вступает в разговор Рачковский, - на аэродроме будет работать прожектор в режиме светового маяка. Выходить на него. Не вздумай, штурман, расчетами заниматься. Выход на цель только визуально. Углы тебе известны, направление захода тоже.

Вот так, лаконично и просто, идет разговор о самом главном.

Я слушаю плохо. Растет нервное напряжение. Хочется скорее в самолет, лететь, работать. Мое состояние не ускользает от внимания Рачковского:

- В воздухе не торопись, не дергайся. Все делай спокойно. Увидишь мои. разрывы, бей туда же. Повторяю: только компас и земля. Высота и скорость - за Лебедевым. Вопросы?…

- Ну, орлы, добро! - Руднев поочередно хлопает Лебедева и меня по плечу. Рука у него тяжелая, но, чувствуется, добрая. - Все будет в порядке, ребята!

Самолет, нагруженный бомбами, долго разбегается, словно не хочет покидать землю. Но вот последний удар лыжами о снежный наст - и мы в воздухе. В стороны раздвигается ночной горизонт. Бьют из моторных патрубков голубоватые трепещущие языки пламени.