Те же и Скунс

— У соседей наших, у Кочетовых, тоже сынок в какой-то фирме работает, — кивнул Степан Петрович в сторону нарядного домика. — У нас же, сами понимаете, хозяйки вечерком как сойдутся, как пошли языками чесать… Всё про детей, конечно. Тамара вот на сынка не нахвалится. Молодой парень, помоложе вас будет… Сами они на «Электросиле» всю жизнь, думали деньжат к старости подкопить, а деньжата в девяносто втором, как у всех, пшик! и с приветом. Сынок выручил, Валечка. Он им всегда помогал, а недавно перешёл в хорошее место да ещё и на службе сутками пропадает… Вы, говорит мама с папой, меня вырастили, выучили, а теперь я для вас поработаю. Горбатится, в отпуске неизвестно когда был, зато им дачу купил — матери в огороде ковыряться, а отцу ещё и машину — пускай хоть на седьмом десятке всласть покатается… — Степан Петрович вновь покосился на ухоженный соседский участок и досадливо вздохнул: — Нашей Нинке бы в своё время такого мужика подцепить. Первая невеста на всём курсе была! Тоже нашла себе королевича…

Ирина Юрьевна, как и её покойная матушка, была слегка глуховата, и Степан Петрович по многолетней привычке говорил громче, чем следовало. Снегирёв заметил, как вздрогнула Стаська.

— Дядя Валера — самый умный и хороший! И вообще он лучше всех! — напряжённым тоном заявила она, как только «Нива» выбралась с грунтового проезда на асфальт.

— Конечно, лучше, — миролюбиво согласился Снегирёв. — Кто сомневается?

Стаська довольно долго молчала, глядя, как мелькают за стеклом желтеющие берёзы и высоченные сине-зелёные сосны. Потом нерешительно спросила:

— А что ж вы… не заступились, когда Степан Петрович его…

— Степан Петрович — человек пожилой, — сказал Снегирёв. — Да ещё и упрямый. Сколько он Валерия Александровича знает? Лет двадцать с копейками? Если до сих пор ничего про него не понял… Ну, поссорился бы я с ним, а толку? И он за валидол схватится, и я бы с дурацкой рожей уехал…

Стаська подумала над его словами и вздохнула:

— Вам хорошо говорить. А я, когда здесь, каждый день это выслушиваю.

— Ну а что с ними делать, со стариками, — сказал Снегирёв. — Им же надо, чтобы их слушали и головами кивали. Состаримся, тоже на кого-нибудь будем ворчать…

— Вы знаете, дяди-Валины и тёти-Нинины родители очень не хотели, чтобы они поженились, — начала рассказывать Стаська. — Там всё очень сложно было. Тетя Нина, она… у неё почки больные… врач сказал, ей детей нельзя, а то и сама, и ребёнок… Ну, вот тут дяди-Валины предки сразу возникли, что за дела, жена-инвалид… не позволим… и всякое такое. Тогда тёти-Нинины, это Ирина Юрьевна и Степан Петрович, тоже: ах так, а вы на своего очкарика посмотрите… В общем, между нами чемодан. А дядя Валя с тётей Ниной всё равно поженились и у тёти-Нининой бабушки Зинаиды Матвеевны поселились. Это в той квартире, где вы у нас были. Я ещё помню Зинаиду Матвеевну, она уже парализованная лежала. Я за ней немножко ухаживать помогала.

— Тоже мне… Монтекки и Капулетти… — не отрываясь от дороги, пробормотал Снегирёв.

— А вы откуда..? Это мама их так называла!

Снегирёв усмехнулся:

— Ну… классика…

— И вообще, подумаешь, очки! — сказала Стаська. — Дядя Валя, ещё когда в школе учился, самый умный был в классе. Мама мне рассказывала, в него все девочки были влюблены, и она тоже… самую чуточку… До того, как они с папой…

Снегирёв промолчал. «Нива» переваливалась на ухабах, одолевая ореховский переезд.

— А потом, — продолжала Стаська, — потом, когда… когда я стала жить с тётей Ниной и дядей Валерой, их родители, как тётя Нина говорит, сразу всё поняли. Я у них вместо внучки получилась, так что больше не ругаются… Они ведь на самом деле хорошие, только ворчат иногда, вот как сегодня… Дядя Лёша! — Стаська вдруг решила, что её болтовня плохо вписывалась в наставления взрослых, и смутилась: — Дядя Лёша, я вам, наверное, надоела…

— Стасик! — строго сказал Снегирёв. — Мы ведь друзья?

— Друзья…

— Тогда карту вытаскивай. Давай-ка мы с тобой через Сестрорецк махнём, мимо Малахитовых озёр. Там, я слышал, военные с голоду вымерли и по закрытой дороге недавно стали пускать…

Джипы стояли укрытые за деревьями — с дороги их не было видно. Андрей Журба вразвалочку вышел на ровную бетонку и помахал полосатым жезлом. Видавшая виды жёлтая «копейка» послушно вильнула на обочину остановилась. Журба заметил сквозь ветровое стекло недовольное лицо женщины на правом сиденье. Её муж торопливо распахнул дверцу:

— Вы извините, ради Бога, если мы не туда завернули но там, на Приозерском, знак сняли, да и в газете…

— Документы!.. — рыкнул Журба. Четверо тихвинских в камуфляже, «слюнявчиках» и сферических касках с автоматами на животах, переминались у него за спиной. Их лица, как и следовало по природе вещей, изображали хмурую скуку.

Мужчина, сорокалетний «чайник», не приученный спорить с госавтоинспекцией, сейчас же заткнулся и протянул Журбе документы. Пока тот их изучал, водитель надумал ещё что-то вякнуть в своё оправдание и даже открыл рот, но жена сразу дёрнула его за рукав, и он промолчал.

— Так, — разобравшись с документами, сказал Журба. — Откройте капот.