Театр французского классицизма

Два прихода Родриго к возлюбленной содержат нечто такое, что нарушает эти условности. Строгие требования долга должны были заставить ее уклониться от разговора с Родриго, укрыться в своем кабинете, чтобы не выслушивать его. Но позвольте мне согласиться с одним из самых тонких умов нашего века, заметившим, что «их разговор исполнен таких красивых чувств, что большинство зрителей не усмотрели этого недостатка, а кто усмотрел — легко извинил его». Мало того, я позволю себе добавить, что почти все зрители высказали пожелание, чтобы эти свидания имели место. Еще на первых представлениях я отметил, что едва этот несчастный влюбленный представал перед Хименой, как по залу пробегала дрожь, означавшая необычайное любопытство и усиление интереса к тому, что могут они сказать друг другу в столь горестную минуту. Аристотель говорит, что существуют нелепости, которые следует оставлять в пиесах в тех случаях, когда возможно надеяться на хороший их прием, и долг поэта придать этим нелепостям блеск поистине ослепляющий. Предоставляю зрителям судить, сколь удачно я справился со своей обязанностью, чтобы оправдать эти две сцены. Некоторые речения в первой из них порой слишком изобретательны, чтобы их могли произнести люди, повергнутые в горе. Извинением может служить разве то, что сцена эта, во-первых, — пересказ с испанского, а во-вторых, коль скоро мы запретим себе что-либо более изобретательное, нежели привычное течение страсти, наши сочинения уж очень бы отощали и вместо подлинных горестей мы поставляли бы нашим актерам одни восклицания и вздохи. А чтобы уже совсем ничего не скрывать, скажу, что сцена, в которой Родриго предлагает свою шпагу Химене и высказывает намерение умереть от руки дона Санчо, теперь бы мне не подошла. Подобные красоты могли нравиться прежде, а ныне совсем не хороши. Первая сцена содержится в испанском оригинале, вторая скроена по ней. Обе сцены понравились зрителю и расположили его в мою пользу. Но впредь я бы воздержался от изображения подобных сцен для нашего театра.

Я уже имел случай высказать свое суждение об инфанте и короле.[31] Следует, однако, разобраться в том, как этот последний действует. Действует он без должной решимости, а ведь король должен был бы задержать графа после данной им пощечины; но он даже не посылает стражу к дону Дьего и его сыну. Пожалуй, по этому поводу можно было бы заметить, что дон Фернандо был первым королем Кастилии, те же, что ему предшествовали, обладали всего-навсего титулом графов и, возможно, не имели абсолютной власти над знатью своего государства. У дона Гильена де Кастро, который разработал этот сюжет до меня и который должен был знать лучше меня, сколь далеко простиралась власть этого первого монарха, пощечина дается в присутствии короля и его двух министров. Они-то и советуют королю, после того как граф горделиво удалился, а за ним и дон Дьего (только уже без гордости, но с тяжким вздохом), не доводить дело до крайности, приняв во внимание обилие в Астурии графских сторонников, которые могли бы возмутиться и войти в сношение с маврами, окружавшими Кастилию. Вняв совету, король решает уладить дело без огласки и приказывает сановникам, единственным свидетелям ссоры, хранить все в тайне. Отталкиваясь от этого примера, я решил заставить его действовать более мягко, чем в нынешние времена, когда королевская власть стала более абсолютной. Не думаю также, что он допустил большую ошибку, не подняв в своем городе ночную тревогу, основываясь на туманных сведениях о намерениях мавров. Ведь порт и городские стены охраняла надежная стража. Но что было совершенно непростительно, так это то, что после появления мавров король бездействует, перепоручив все Родриго. Условия поединка с доном Родриго, который король предлагает Химене еще прежде, чем позволить этот поединок дону Санчо, не так уж несправедливы, как показалось это некоторым, ибо они скорее являлись угрозой Химене с целью заставить ее отказаться от поединка, нежели суровым приговором. Это явствует, между прочим, из того, что после победы Родриго король не слишком настаивает на исполнении данного слова и даже подает Химене надежду на то, что условие поединка может быть и не соблюдено.

Не буду отрицать, что правило двадцати четырех часов слишком уплотняет действие пиесы. Конечно, смерть графа и нападение мавров вполне могли следовать друг за другом через короткий промежуток, ибо появление мавров явилось полнейшей неожиданностью, никак не связанной с остальными событиями. Но с поединком дона Санчо дело обстоит иначе. Король вполне мог выбрать для этого время более удобное, чем спустя два часа после бегства мавров. Родриго слишком утомился в ночной битве и вполне заслуживал два-три дня отдыха, не говоря уж о том, что он вряд ли вышел из кровопролитного боя без единой царапины. Об этом я, правда, умалчиваю, не желая мешать развязке.