Театр Говорящих Пауков Кукбары фон Шпонс

— Я видела треугольники и не более того. Такие, как Виктор рисует. Но, как только вы заговорили про кружку, я очень четко увидела, как она вываливается из ряби треугольников. Они постоянно рябили, как будто не нарисованы, а плывут, или нарисованы на ткани, и она колышется на ветру. Кружка была треугольной, керамической и тоже в треугольниках. Дома я не увидела, хотя что-то вырисовывалось, как на картинках для тренировки стереоскопического зрения. Потом Виктор начал кричать.

Ван Чех размашисто шлепнул себя рукой по лицу и стал массировать нос и виски. Он растирал лицо, потом прекратил пугать меня и устало вылупился в окно.

— Ты что-нибудь понимаешь, Бри? — спросил он глухо.

— Нет.

— А я понимаю. И мне это очень не нравится. Как я буду рад, когда и если ошибусь. Но пока что, я не хочу тебя пугать, но скажу одно: ты свяжешь Виктора и нашу реальность, нам надо выяснить, кем была эта девушка в белом, кто она ему и что вообще происходит.

Ты же видела то, что и он. Обычно дальше кружки дело не доходит, но тут дом, да еще и женщина в белом, это слишком много для бедного Виктора на один-то раз.

Итак, Брижит, мы с тобой каждый день… Нет, не так. Ты под моим тщательнейшим наблюдением ежедневно будешь заниматься с Виктором. Раз у вас такая ментальная связь. Кто бы мог подумать, а? Нет, ну вы только подумайте! — ван Чех разволновался и стал размахивать руками.

Мне подумалось, что сиятельный доктор очень некстати сошел с ума.

— Просто, понимаешь ли, то, что ты видела для тебя не характерно, ведь так? Вы же уже делали визуализацию? — ван Чех порывисто сел.

— Да.

— Ты же видела то же, что и все.

— Ну, за исключением индивидуальных мелочей.

— Вот-вот. А тут ты как бы считала его видения. Он каждый раз видит одно и то же, я наизусть уже это треугольную чашку знаю. Нет, это феноменально!

— А что с моим видением доктор?

— Во избежание дальнейших видений не засыпай на рабочем месте. Не исключено, что это был вещий сон. Как бы тебе объяснить… Ты видела суть проблемы. Любопытно, что он нырнул в эти свои треугольники. Если он проснется кем-то другим, теория будет подтверждена, но я бы этого не хотел. Потому что слишком много чего тут завязано, а я не хочу пудрить тебе мозги потусторонней фигней, которая все-таки имеет место быть, как бы я не сопротивлялся.

Итак, вернемся же скорей к тому, на чем остановились. В какой форме были лепестки?

У меня голова шла кругом от белиберды, которую нес уважаемый доктор. Я отпила остывшего чаю, он безбожно горчил.

— Я так и не вспомнила.

— Они были в форме ангела, — с видом человека, у которого всю карточную партию в рукаве был лишний туз, сказал доктор ван Чех и сложил губки бантиком.

— Это как? — недоумевала я. Как сложить человечка я еще представляла, а вот ангела.

Доктор нетерпеливо схватил ручку и листочек и нарисовал несколько загогулин: больше это было похоже на мутировавшую стрекозу.

— Не видишь? — брови роскошного доктора поползли вверх, — посмотри два лепестка лежат друг на друге, тот, что выглядывает снизу, символизирует голову, тот, что лежит сверху это платье. Два лепестка по сторонам лежат под всем остальным — это крылья, два лепестка лежат на "платье" — это руки.

Я смотрела на доктора с тупым любопытством: сошел он таки с ума или прикидывается?

— Не смотри так на меня, Брижит, — посуровел доктор, — у тебя есть другие версии?

— Может у этого чудовища просто четыре руки?

— Тогда почему верхняя пара рук растет из спины? — невозмутимо спросил доктор.

Логика была неоспорима.

— Потому что… потому что… — я пыталась найти ответ на дурацкий вопрос, — потому что, возможно, лепестки сами так упали.

— Я четко запомнил эту деталь. Острые концы все четырех лепестков рук и крыльев точно сходятся в одной точке, так не падают обычные лепестки. Он сам это сложил. Возможно, он что-то доработал, но он однозначно вспомнил образ и нам важно этот образ раскрутить до полного воспоминания. Странно только, что он утверждает, будто бы она похожа на тебя, но с самого начала не узнал в тебе ее образ. Часто бывает, что даже отдаленная схожесть побуждает воспоминания. В этом случае он сразу бы сказал, что ты это она и сразу сказал бы все, что знает. Все с этим Виктором не так!

Доктор помолчал. Побил слегка узловатыми пальцами по столу и достал из шкафчика коньяку, налил себе в чай.

— Трезвенницам не предлагаю, — сурово сказал он, когда я только раскрыла рот, чтобы попросить.

Доктор пил чай, а я смотрела на нарисованные им лепестки, и упорно продолжала не видеть в этой белиберде ангела. Аккуратно я пунктиром дорисовала лепестки, стараясь соблюсти пропорции.

— Простите, доктор, — задумчиво сказала я, — но ваша теория не верна.

— Какая из? — с интересом и набитым ртом спросил ван Чех. Откуда-то он достал печенье.

— Пять лепестков, а не четыре сходятся в одной точке, а если головной лепесток меньше остальных, то и все шесть.

— В одной точке? — серьезно спросил ван Чех.

— Да.

— Это все равно ничего нам не дает, — причмокнул он, — мы не знаем кто она.

— Пойдешь к Пенелопе?