Театр кошмаров

– До утра по-любому придется здесь зад морозить, – сказал третий голос, в котором Этель распознала Зака. Еще одна шестерка влиятельного придурка. – А потом уже разберемся.

– До утра?! – взвыла Клео. – С чего это? Вдруг Каспер явится раньше?

Этель, которая и до того особо не ворочалась в яме, сейчас настороженно заледенела. Обострившийся в темноте слух жадно вылавливал каждый звук.

Щелкнула зажигалка. Затрещал подожженный кончик сигареты.

– Он не придет, – затянувшись, сказал Зак. – Мне казалось, это очевидно.

Эти слова укутали Этель туманом, что стер грани последней дребезжавшей на дне души надежды. Она знала, какую игру затеял Тобиас. Была в сознании, пока тот со своими друзьями измывался над ней, туша сигареты о запястья, лишь бы выдрать из горла крик – доказательство для Каспера. Она слышала, какие условия Вальетти поставил перед своим бывшим другом, но ни на секунду не допускала, что Каспер ее бросит.

Но теперь, после слов Зака, мысли липли как паутина.

«Он не придет», – осознание проявилось точно кинопленка.

Это понимал даже сам Тобиас, потому что у «могилы» Этель его сейчас не было. Он ушел, когда убедился, что одна из частей его омерзительного плана исполнена. Сел в машину, где в багажнике без сознания лежал Дарен, и уехал к месту, координаты которого уже ждали Каспера в сообщении на его телефоне.

И даже то, что именно Этель слушала разговор бывших друзей, что именно ей не повезло оставаться в сознании всю дорогу, – еще одно доказательство правдивости слов Зака. Путь к кладбищу – еще одна пытка. Но не для Каспера, а для Этель. Ведь пока она будет до утра лежать, связанная, на дне могилы, она будет надеяться. И когда эта надежда в первых утренних лучах обратится в пепел, Этель возненавидит друга за его выбор.

На это рассчитывал Тобиас? Это те ужасные последствия, за которые Каспер должен корить себя всю жизнь?

Вряд ли. Утраченная дружба длиной в год – не то, за что Каспер будет себя винить до конца дней. А значит, пытка Этель еще только впереди.

– Вам всем конец, ублюдки, – прорычала Этель сквозь зубы и дернулась, силясь ослабить веревки на запястьях и лодыжках. Жесткий материал обжег кожу и впился в свежие раны. На глазах выступили злые слезы, когда Этель поняла, что ничего не изменилось. Лишь голос боли, льющийся раскаленным ручьем по телу, стал четче и звонче.

Все по-прежнему. Путы все так же крепко впиваются в плоть, могильная земля так же холодна и, как кажется Этель, воняет гнилью, а сверху на нее смотрят три безжалостные тени.

Огонек зажженной сигареты выхватил из мрака лицо Зака. Его длинный нос при таком освещении казался вытянутым пластилином, а глаза маслянисто блестели.

– Да. Верим и очень боимся, – сказал он скучающим тоном, а подружки-гиены залились хохотом, столь неуместным на кладбище.

– Я буду кричать.

– Сколько душе угодно, – проорала Хильда во все горло, и уже тогда Этель все поняла. Охраны на заброшенном кладбище нет.

– Вам это с рук не сойдет. Моя сестра работает в полиции. Она…

– Ронду Уайлен отстранили и упекли в психушку. Мы уже в курсе, – проворковала Клео и, похоже, ударила ногой по краю ямы. На лицо Этель упал крупный ком земли и разбился. Крохотные частички почвы застлали глаза и попали в рот.

И если изо рта Этель смогла выплевать солоноватые на вкус комья, то глаза нещадно слезились и болели. Она больше не видела ничего, кроме расплывчатой пелены мрака.

– Кстати, ты же на врача учишься… Значит, должна знать, что иногда психические расстройства передаются по наследству, – сладко пропела Хильда. Ее голос лился сверху как пророчество. Однако читать его нужно было между строк.

«Тебе никто не поверит в полиции. Ты же такая же больная на голову, как и твоя сестра. Рискни пожаловаться и окажешься с ней в одной палате».

– Думаете, полиция не приедет сюда? – уголки губ дергались, будто Этель не могла решить – рассмеяться ей или начать рыдать. – Вы ведь сами сказали Касперу, куда меня отвезете. Думаете, он такой дурак и не вызовет копов?

– А ты думаешь, что мы дураки? В сообщении мы хорошо расписали, что случится, если он будет играть не по правилам.

– Для вас жизни людей – это игра?

– Она меня утомила, – зевнула Хильда, а потом все звуки смолкли.

Этель точно укрыли непроницаемым одеялом тишины. Все звуки разом смолкли, и на какую-то ужасную секунду она решила, что осталась совсем одна. Одна посреди заброшенных окраин, на которые ни один человек не сунется. Одна – в холодной яме, дно которой будто высасывало из нее жизнь и силы бороться. Одна – со связанными руками и ногами, а возможно, даже с парой переломов.

Она не выберется из ямы сама. Не позовет на помощь, потому что некого.

И вот, когда жестокое воображение уже нарисовало многочасовую муку в ожидании спасения, сверху донесся приглушенный шепот Клео:

– Я не хочу в этом участвовать.

Ей никто не ответил, и Этель подумала, что уже медленно сходит с ума. Испугавшись одиночества, она сама наделила пустоту голосом врага. Но разговор продолжился, и Этель затаила дыхание.