Театр мистерий в Греции. Трагедия

По форме это монолог, который Эсхил вложил в уста единственного персонажа, который больше не появится на сцене. Это дозорный, или часовой, он дремлет в ожидании, пока цепочка огней не донесет до него какую-нибудь весть. Происходящее с ним можно разделить на три этапа. Вначале дозорный молит богов облегчить его тяжкую службу. Затем он различает вдали огни, понимает их значение и радуется. Он призывает царицу покинуть свое ложе и запеть победную песнь. В конце речь дозорного становится неясной: он знает нечто, о чем не может говорить, и перед уходом со сцены произносит слова, исполненные духа самих Мистерий:

Молчу об остальном. Пятою тяжкою
Стал бык мне на язык. Когда б вот этот дом
Заговорил, то все б сказал. Мои ж слова
Несведущим темны, понятны сведущим.

(Пер. С. Апта)

Когда дозорный уходит, появляется хор из двенадцати старцев, препоясанных мечами и опирающихся на посохи. У всех на голове венцы, все в праздничных одеяниях. Они вспоминают о десятилетней осаде Трои и, тоже на «инициатическом*» языке, обращаются к богам. Например: «Кто бы ни был ты, великий бог, если по сердцу тебе имя Зевса, „Зевс“ зовись» (пер. С. Апта). Трудно представить что-либо более далекое от жестких норм формальной, экзотерической религии. Они говорят о преемственности владычества богов – одной из тем Мистерий. И здесь Эсхил едва не совершает ту же самую «оплошность», что и в «Прометее прикованном», но вовремя сдерживается и указывает лишь на то, как могут смертные болью и страданиями заслужить искупление перед Зевсом. Имеется в виду принесение в жертву дочери Агамемнона. Но, собравшись было перейти к кульминационному моменту своего рассказа, старцы говорят вполне в элевсинской манере: «Что было после – я не видал» (пер. С. Апта). Есть намек и на другие грядущие несчастья, о которых недопустимо сокрушаться.

И вот появляется Клитемнестра в окружении своих слуг. Они поют победный гимн, приносят жертвы, и в конце концов царица остается одна на берегу моря. Рассветает.

Кажется, что старцы и не слышат победной песни (в других версиях слышат и даже склоняются перед царицей) и спрашивают, почему совершаются столь щедрые жертвоприношения.

Затем они упоминают о великой войне, опустошившей земли троянцев: то была кара Зевса за то, что Парис злоупотребил гостеприимством Менелая:

С убийцы глаз не спускают боги.
Эриний черных приходит сонм,
И тот, кто счастья не по заслугам
Вкусил однажды, – повержен в прах,
Унижен, сломлен, подавлен, смят.
Безвестность жалкая – вот удел
Того, кто славы чрезмерный груз
Поднять отважился высоко:
На гребнях гор, на крутых вершинах
Гуляют грозные громы Зевса.

(Пер. С. Апта)

Наконец, старцы узнают от Клитемнестры, о чем говорят огни костров. Однако они спрашивают, насколько достоверно известие, не обманулась ли царица. Вполне возможно, что в этом фрагменте недостает нескольких строф, а имеющиеся перепутаны или скопированы в другом порядке, ведь существуют различные варианты текста, и они если и не противоречат друг другу, то, по крайней мере, по-разному представляют события.

Хор старцев

(из книги: J. Flaxman, T. Piroli, F. Howard, Compositions fr om the Tragedies of Aeschylus, 1831)

Клитемнестра просит богов удержать ахейских воинов от бесчинств, разбоя, грабежа, осквернения алтарей, ведь иначе им будут грозить несчастья. Хор начинает понимать, что царица говорит о том, что могло бы произойти в Трое только в том случае, если бы ахейцы захватили ее (почему-то старцам трудно в это поверить). Драматизм действия помогает понять, что Клитемнестра думает об Ифигении, которая была принесена в жертву собственным отцом.

Этот отрывок в том виде, в каком он дошел до нас, местами весьма темен… Старцы говорят, что им не хватает сил и что это заставляет их идти «как во сне, который застал их в разгар дня»: «Как дети слабы, мы бредем, опираясь на посох. Мы младенцам бессильным подобны» (пер. С. Апта). Возможно, в этих словах скрыт тайный смысл: может быть, они чувствуют себя бессильными противостоять Эгисфу и предотвратить грядущую гибель Агамемнона. Клитемнестра после краткой речи хранит молчание, и это чуть позже заслуживает одобрение старцев.

Богиня Афродита представляет Елену Парису (из книги: J. Flaxman, T. Piroli, F. Howard, Compositions fr om the Tragedies of Aeschylus, 1831)