Театр мистерий в Греции. Трагедия

Второй эписодий. Вестник

Первое, что делает вестник, – славит аргосскую землю и уверяет, что не осмеливался даже вообразить, что сможет вернуться в город. Когда предводитель хора сообщает о его прибытии, вестник говорит, что его зовут Талтибий*. Создается впечатление, что, проделав долгий путь, он прибыл прямо с поля брани. Он хвастливо рассказывает о том, как ахейцы превратили Трою в развалины, разрушили троянские алтари, пленили женщин. По его словам, царь Агамемнон – счастливейший из смертных. Но сказанное лишь усиливает уже звучавшие мрачные предчувствия печальной участи тех, кто, впадая в hybris, разрушает города.

Хор ведет диалог с Талтибием, а тот выглядит таким счастливым, что, по его словам, хочет умереть, ибо боги дали ему все, о чем он молил.

Ненадолго появляется Клитемнестра. Она говорит, что, когда цепочка огней возвестила победу над Троей, она издала древний победный клич – ololugmos, а теперь со всей своей верностью и любовью ждет скорого возвращения своего супруга.

Хор немедленно соглашается с ней и спрашивает вестника о Менелае. Не желая, по его словам, омрачать столь радостный момент, воин сообщает, что Менелай со своим кораблем исчез во время бури. (Возможно, источником этого утверждения является Гомер, поскольку в III песни «Одиссеи» Нестор то же самое рассказывает Телемаху.)

Хор исполняет второй стасим, осуждая неверность Елены, которая хотя и была похищена, но охотно приняла ту жизнь, которую ей предложил Парис. Трагическая атмосфера сгущается, поскольку Елена – сестра Клитемнестры, они обе – дочери Тиндарея. Эсхил смотрит на похищение Елены иначе, чем Гомер: для него все не так просто, он дает нам понять, что Елена была подобна розе со множеством шипов, которые ранили мужские сердца, но в Трое ее ждала «роковая свадьба». Hybrisпорождает hybris, а Дике никогда не дремлет. С другой стороны, Эсхил, как кажется, видит в имени «Елена» эквивалент слова «предопределенная» или «избранная», которое не имеет уничижительного оттенка, но несет знаки неизбежной гибели или, по меньшей мере, неизбежных страданий. Хотелось бы напомнить читателю, что в греческом, как и во всех других древних языках, каждое имя имело свое значение, обычно двойное. Одно толкование, экзотерическое, было связано с прямым переводом слова, а второе, эзотерическое, соотносилось с чертами личности человека, носившего это имя, с его судьбой и со множеством других деталей. Именно к этому второму толкованию имени, видимо, не раз обращался Эсхил, но тексты, которыми мы сегодня располагаем, – многократно искаженные копии копий утраченных оригиналов – лишены всех этих деталей, то ли потому, что их сочли излишними и бесполезными, то ли по причинам религиозного характера. При этом и христиане, и иудеи, и мусульмане руководствовались, несомненно, благими намерениями, хотя подход их, что столь же несомненно, страдал узостью критериев.

Третий эписодий. Прибытие Агамемнона. Пурпурный ковер

Справа на боевой колеснице появляется Агамемнон в сопровождении нескольких военачальников и свиты. За ними на повозке, нагруженной награбленными в Трое сокровищами, едет Кассандра. Голова ее опущена, волосы перехвачены грубой шерстяной веревкой, в руках, возможно связанных, веточка лавра – символ пророческого дара.

Хор вспоминает древнюю легенду, согласно которой, когда смертный абсолютно счастлив, боги обычно посылают ему несчастья, ибо полное счастье – не для живущих на земле. Так умеряются похвалы победителю, которого хор двусмысленно называет «победителем троянских твердынь». Кроме того, старцы упоминают о неискренних льстецах, которые выказывают радость, не испытывая ее: «Овец своих знает хороший пастух, и легко различает испытанный глаз, где вино неподдельное дружеских чувств, где вода подслащенная лести» (пер. С. Апта). Хор предлагает присоединиться к триумфальной процессии, хотя это вряд ли осмотрительно. Раздаются уверения, что царь уже знает, как вели себя подданные в его отсутствие. В этих словах есть какой-то намек, предзнаменование опасности, что-то скрытое, как и в словах Талтибия. Однако они слишком неопределенны, чтобы считать их предупреждением Агамемнону о заговоре.

Со своей колесницы царь сначала приветствует город Аргос и богов. Но его слова лишь дань ритуалу, в них нет человеческого чувства. Затем он горделиво сообщает о разрушении Трои, на месте которой, по его словам, до сих пор стоит черный столб дыма. От него мы впервые узнаем об уловке с «троянским конем», позволившей греческому отряду, проникнув в город, поджечь его и открыть ворота остальным воинам. Упоминание о Плеядах указывает на точное время этого события – полночь, а отряд отборных воинов Агамемнон уподобляет льву: он «с разбегу прыгнул через стену крепости и царской кровью жажду утолил сполна» (лев был символом дома Атридов).