Театр мистерий в Греции. Трагедия

Старцы говорят, что во всяком случае возраст не мешает им возносить свои песнопения и рассказывать о чудесах. Они упоминают прорицателя Калхаса* (это имя неясного происхождения, одно из его толкований связано с медью; возможно, так называли халдейского мага, пришедшего с Востока, вероятно из Вавилонии), который предсказал событие, произошедшее, когда войска ахейцев только выступали против Трои: два орла растерзали и пожрали беременную зайчиху. Он истолковал увиденное так: два орла – это Атриды, зайчиха – Троя. Однако Мойра подтолкнет победителей к нечестивым деяниям, и они вызовут гнев Артемиды, которая к тому же питает отвращение к подобным пиршествам орлов (то ли потому, что заяц – одно из животных, посвященных Артемиде, то ли потому, что она должна предъявить некий счет Агамемнону, который оставил без внимания роковые предзнаменования и которого не остановили ни встречный ветер, ни убийства, ни месть).

Хор вновь взывает к Зевсу как к повелителю судьбы, и старцы вновь говорят ему: «Кем хочешь будь», и просят, чтобы он освободил их от тревог и беспокойства. Теперь они вспоминают о флоте, задержавшемся в Авлиде, и об указании прорицателя: только принесение в жертву самого чистого и самого любимого существа сможет разрушить враждебные чары. После мучительных сомнений, выбирая между продолжением похода и возвращением домой – ведь теперь никто не мешал ему вернуться, – Агамемнон велел убить Ифигению. Он поддался искушению, его решение – а скорее, чрезмерность, безрассудство, рожденное страстью, – пало наказанием на его голову, так же как для Париса оказалась гибельной его страсть к Елене. (Примечательно, что античные тексты не говорят о том, убежала ли Елена с Парисом по доброй воле или за этой придворной интригой стояли политические и экономические интересы: столкновение распространявшегося ахейского влияния с Троей, которая вместе со своими союзниками и флотом была ключом к Востоку. Более того, Елена была уже обещана Парису Афродитой, когда на суде он отдал богине яблоко в знак признания ее красоты и таким образом выбрал свою судьбу. Но очевидно, что за всем этим скрываются элементы Мистерий и что нельзя воспринимать текст буквально, поскольку в нем довольно много противоречий.)

Первый эписодий. Клитемнестра

Клитемнестра ликуя рассказывает хору о взятии Трои, но мало-помалу переходит к более мрачным обстоятельствам: она говорит о женщинах, которые проводили в поход могучих воинов, а теперь могут лишь обнять урны с их прахом, о том, как в Трое все юноши, чьи голоса некогда звучали с городских стен, обратились в пыль, в блуждающие тени. Она просит богов не дать ахейцам впасть в hybris, грех чрезмерности, ибо им еще предстоит длинный путь домой. Неотвратимый закон Дике не упоминается прямо, но дух его витает над всеми, а напряженная атмосфера предзнаменований готовит нас к появлению на сцене вестника. Эффект этой сцены создан мастерски, поскольку именно в тот момент, когда как звучат мольбы о благе Агамемнона, в город прибывает тот, кто несет достоверные известия о нем.

Елена является во сне Парису

(из книги: J. Flaxman, T. Piroli, F. Howard, Compositions fr om the Tragedies of Aeschylus, 1831)

Становится очевидно, что Клитемнестра очень встревожена: она знает, что возвращение Агамемнона означает ее смерть – он убьет ее, как только узнает о ее неверности, если только она сама не опередит его и не убьет в наказание за то, что он беспощадно принес в жертву Ифигению. В этот момент хор начинает первый стасим:

О нет, не дозволяют боги
Высокомерно топтать святыню…
Никаким изобильем
Не откупится смертный,
Если правду великую
Попирает ногами.

(Пер. С. Апта)

Для примера хор упоминает Париса, который не ограничился похищением супруги у человека, оказавшего ему гостеприимство, но еще и украл у него значительную часть сокровищ. (Согласно другим версиям, он просто позволил Елене взять с собой принадлежавшие ей драгоценности. При этом одни источники говорят только о тех драгоценностях, которые в тот момент были на ней, а другие упоминают большую шкатулку – что снова наводит на мысль о том, что Елена последовала за Парисом добровольно или, по крайней мере, не оказала сопротивления, приняв происходящее как исполнение предначертанной ей судьбы.)

Хор предчувствует, что проклятие, вызванное смертью Ифигении, окажется фатальным для дома Атридов, и вспоминает древний афоризм, приписываемый самому Зевсу: «Да не стану я вовеки разрушителем городов!»

Старцы покидают сцену, все еще сомневаясь в полученной ими вести, возможно, из страха за ее последствия для Атридов. Их уход оказывает влияние на развитие сюжета: одни исследователи полагают, что он обозначает конец эписодия, другие же, помимо этого, склонны видеть в уходе хора знак того, что вестник, которого все ждут, появится в городе лишь спустя несколько дней.