Театр начинается с выстрела

— Вы довольны? — спросил меня Сандро, и я кивнула. — Тогда давайте кое-что обсудим. — Мы отошли в сторону, и он продолжил: — Вы должны понять и поверить мне, что после всего произошедшего Митька уже не является членом нашей семьи. И никто из нас не ударит пальцем о палец для его защиты, что бы он ни совершил. По той статье, части и пункту, что вы назвали, максимальный срок до двенадцати лет, вот пусть он их и получит, если заслужил. Меня волнует только честь моей семьи. Скажите, на каких условиях вы согласны отдать мне эту запись и гарантировать, что у вас не останется копии?

— Сандро Томасович! Вы защищаете свою семью, я — свою, — очень серьезно ответила я. — Если вы хотите убедиться в реальном существовании этой записи, я готова выслать ее на любой указанный вами электронный адрес. — Он брезгливо скривился и покачал головой. — Согласна! Зрелище это мерзкое! Я могу твердо гарантировать вам только одно: если я выясню, что Воронцов действительно не имеет никакого отношения к несчастью с моей сестрой, я просто отдам вам карту памяти без всяких условий.

— Но я ведь вам уже сказал, что он больше не член нашей семьи, — напомнил он.

— Да! Но на протяжении многих лет им был. И именно вы устроили так, что он попал в театр к Зеленогорскому! Именно связями вашей семьи он козырял, плетя интриги против моей сестры! И после этого вы хотите, чтобы я все забыла и великодушно простила этого мерзавца? Знаете, я незлой человек, но моя доброта с идиотизмом не граничит.

— Чем мы можем вам помочь? Деньги? Лекарства? Врачи?

— Спасибо, у нас все есть, — отказалась я.

Сандро протянул мне свою визитку и предложил:

— Если вам потребуется помощь, мы сделаем все, что в наших силах. Только, пожалуйста, не беспокойте сестру, ей сейчас очень тяжело. Она завтра же подаст на развод, а потом улетит к нашим родственникам в Тбилиси — пусть развеется и успокоится.

— Я бы не советовала ей торопиться, пусть сначала посетит врача, а то есть болезни, к которым в Грузии относятся с некоторым предубеждением. Особенно у женщин. Дело в том, что муж ее кое-чем наградил. До свиданья, Сандро Томасович. — Я повернулась, чтобы уйти, но он остановил меня:

— Вы так и не представились.

— Женя, — через плечо ответила я. — А большего вам знать и не надо.

Я медленно шла по лестнице и думала: «Если предположить, что кто-то отомстил Воронцову за Анну, то Лукьянову тоже должны были или хорошо напугать, или даже сделать физическое внушение. Если же она беззаботна и весела, значит, нападение на Воронцова с Анной не связано, и ее радужное настроение испорчу уже я. Номер ее сотового у меня есть, но звонить не стоит. Лучше явочным порядком, а там и поговорим. Живет она, правда, у черта в зубах, в Чертаново, но не откладывать же на завтра. С Воронцовым поговорить не удалось, но ее я хоть пытками, а заставлю сказать, что они подмешали Анне. Главное, чтобы эта чертова Дарья была жива и вменяема, а то вообще концов не найдешь!»

Спустившись к машине, я едва успела в нее сесть, как увидела вышедшее из больницы и рассаживающееся по машинам семейство Гогуа. Они явно не стали дожидаться конца операции и предоставили Воронцова его судьбе. Что ж? По грехам и мука! Есть хотелось ужасно, но времени на это не было. Я осмотрелась по сторонам и увидела неподалеку маленький магазинчик, где я и купила пачку печенья и бутылку воды, этим и перекусывала по дороге к дому Лукьяновой.

Оказавшись наконец перед вожделенной квартирой, я застряла на лестничной площадке, потому что мне, несмотря на звонки и стук в дверь, категорически не хотели открывать, а судя по звукам, внутри кто-то был.

— Значит, так! — грозно и громко сказала я. — Я сейчас позвоню в полицию и скажу, что в этой квартире притон. Очень быстро сюда приедут добры молоды и просто вышибут дверь. Вот тогда некоей Дарье Лукьяновой все-таки придется со мной пообщаться! Так что лучше открывайте добровольно.

Конечно, это был блеф. Не в том смысле, что лихие ребята не приехали бы и не вышибли дверь, а в том, что я стала бы куда-то звонить, потому что я теперь сама по себе, на Крона рассчитывать нечего и отдуваться придется самой. Однако сработало! Дверь открылась, и в проеме я увидела среднего роста крепыша с самым решительным и недобрым выражением лица, а из-за него выглядывала Вера Морозова, тревестюшка из театра.

— Если вы не знаете, я сестра…

— Я знаю, — тихо сказала Вера. — Вы Женя, сестра Анны Николаевны. Как она?

— Можно я промолчу? Я сегодня очень устала, и на приличные слова сил уже нет, — резко ответила я, оттолкнув их и проходя в квартиру. — Где Лукьянова?

— Ее здесь нет, — пролепетала Вера.

Я обошла квартиру, заглянула в ванную и кухню, посмотрела в шкафу — Дарьи нигде не было, а вот странности были.