Театр одного зрителя

— Что касается вашего возмутителя спокойствия, то, судя по его поведению, это мальчик-индиго. Никаких авторитетов кроме истины не признаёт. Верно?

— Вы правы, доктор, — поспешил вмешаться директор, тоже обратив внимание на бледный вид исторички. — Даже со мной говорит на равных, без тени смущения. Я в его годы, как осиновый лист, дрожал, когда к директору вызывали…

— Вы считаете правильным с помощью страха поддерживать авторитет взрослых? — удивился доктор.

— А что делать? Никакого уважения к взрослым, а потом из этих детей вырастают наркоманы, алкоголики, бандиты. Кто виноват в этом? Родители, школа? — несколько агрессивно попытался оправдаться директор.

— Не в обиду будет сказано, но для любого узурпатора суть слов «уважение» и «страх» едина. В наше сознание когда-то внедрили, что мир должен быть только таким, а с возрастом ещё труднее вырваться из плена этого стереотипа. То есть, с одной стороны, виноват догматизм взрослых, а с другой стороны, — правила игры, которые насаждают эти догмы. Получается замкнутый порочный круг.

— Догмы — это понятно. Но о каких правилах игры идёт речь? Что вы имеете в виду? — мрачно спросил директор.

Доктор несколько раздражённо ответил:

— Практически все правила, начиная с рождения, с системы воспитания и дальше вплоть до ухода человека из жизни…

Директор вздрогнул, как от укола, и, будто под чью-то диктовку, чётко выговаривая каждое слово, произнёс:

— Вы уж меня простите, доктор, но я не совсем хорошо вас понимаю. А система воспитания, в чём виновата?

Доктор кивнул головой и спокойно продолжил разговор:

— Хорошо, начнём с воспитания. Знаете, что вырабатывается в ребёнке с первых же дней сознательной жизни?

Директор развёл руками, а доктор продолжил:

— Вырабатывается агрессия. Причём, эта агрессия является вынужденной мерой. Дело в том, что в процессе осознания своего «я» ребёнок должен осязать границу дозволенного. Детям надо всё время проверять, насколько они небезразличны окружающему миру, надёжность своих обратных связей с миром. Они сознательно проявляют агрессию и тем самым провоцируют взрослых на наказание.

Педагоги переглянулись, а доктор невозмутимо продолжил:

— Детская душа требует живого общения, требует ответов на свои «почему?» Ребёнку нужно творческое взаимодействие с внешним миром. Даже игрушки, какие-то предметы — для него живые существа, не говоря уже о всякой живности. Им всё интересно, но детские «почему?» почти всегда остаются без ответа. Один известный оратор как-то признался: «Детство у меня было трудное, и до пяти лет я думал, что меня зовут — Заткнись». Взрослые предпочитают отмахиваться от, казалось бы, наивных вопросов, которые на самом деле требуют глубинного понимания истин, требуют вникания в суть причин. Но всё ли мы знаем, чтобы дать исчерпывающий ответ? Проще всего сказать ребёнку: «А ты просто не думай об этом. Поступай, как остальные люди».

Директор усмехнулся, и доктор продолжил:

— Взрослые не виноваты в том, что говорят так. Когда-то им навязали эту догму, и они просто её повторяет. А малыш заявляет: — «Я не люди, я Человек!» При этом ребёнок начинает делать всё по-своему, чтобы выяснить насколько далеко простираются границы его свободы. Естественно, от взрослых следует наказание, и границы дозволенного приобретают чёткий контур. Причины и истины остаются вне этого контура, а ребёнок попадает в застенок мира следствий и полуправды.

— А «кто кого»? Так ведь тоже может быть, — раздался чей-то скрипучий голос с места. — Есть же дети, которые уже с пелёнок показывают, какими они станут в будущем, и сохраняют свой норов до седин. О таких потом говорят: «горбатого могила исправит».

— Всё верно, — согласился доктор. — Если душа ребёнка сильна духом, то взрослые запускают механизм насилия, именуемый воспитанием. Чаще всего это даёт обратный эффект. К примеру, биография многих великих людей, с низов добравшихся до вершин славы, изобилует актами насильственного воспитания. Казалось бы, взрослые действовали в благих целях, но фактически возбуждали в детях неудовлетворённое самолюбие и закаляли дух непокорности.

Директор внезапно проявил явную заинтересованность:

— Доктор, всё-таки, почему в ребёнке изначально есть какое-то противостояние взрослым? Кто виноват в том, что есть проблема «отцы и дети»?