Театр отчаяния. Отчаянный театр

Им возразили молодые члены жюри. Они сказали, что наконец-то увидели простой и ясный, по-настоящему современный театр и новый тип актёра, который в спектакле театра из Кемерово демонстрирует открытую свободу сотворчества с режиссёром. Они сказали ещё, что мой театр не претендует на глубокомыслие, предпочитая зауми и стремлению театров прошлого обязательно что-то писать между строк и шифровать элементарнейшие и банальные смыслы простую радость и открытое игровое начало.

Ребята мои хлопали глазами, не понимая и половины из того, что говорилось, но догадывались, что наш театр не фигня какая-то, если вызвал такую бурю и если по его поводу говорится так много непонятных им слов.

Я же сидел, наблюдал и слушал происходящее с удивлением, понимая по уровню накала дискуссии, насколько в театральном студенческом и студийном движении всё худо, если спектакль «Мы плывём», который был мне уже неинтересен, вызвал такую волну гнева и всплеск радости, если молодые критики видели в нём признаки нового театра и новый тип актёра, то что же тогда творилось в тех театрах, в которых таких признаков не было?..

После того заседания жюри нас попросили сыграть наш спектакль ещё раз вне программы. Я согласился при условии, что нам дадут исполнить и другой спектакль, который у нас совершенно случайно оказался с собой.

Выступали мы поздно вечером после окончания спектаклей основной программы фестиваля. Зальчик нам выделили небольшой, мест на сто. Но зрителей набилось минимум вдвое больше. По окончании нам аплодировали так долго, что можно было подумать, что зрители просят исполнить спектакль ещё раз.

На «Singularia tantum» пришли все молодые участники фестиваля и все члены жюри новой волны. Мы стали главным, по сути, единственным событием того фестиваля. Нам не присудили ровно ничего. Нам даже не дали благодарственной грамоты за участие. С фестиваля мы увозили целую тетрадку адресов и телефонов новых друзей из разных городов и кучу проклятий, которые нам вслед щедро посылали мысленно и вслух разгневанные коллеги.

Тогда о театре «Ложа» узнали и увезли с собой слух о нас в Москву несколько театральных критиков и театроведов. Буквально на следующем фестивале мы поняли, что о нас заранее знали все молодые члены жюри, которых мы видели впервые. Им рассказали про нас.

Мои актёры ехали в Кемерово с важнейшим знанием. Они узнали, что являются актёрами нового типа. Об этом они услышали от московских театральных специалистов. Но главное, они поняли, что тот театр, который мы делали, является чем-то имеющим значение не только для города Кемерово, но и в масштабах страны. Им сообщили в Екатеринбурге, что они классные и театр их тоже. По ним было видно, что их вера в себя, в наш театр и в меня возросла и укрепилась невероятно. С ними тогда можно было осуществить практически любой замысел.

По дороге из Екатеринбурга в Кемерово в поезде мои прекрасные актёры нового типа напились как последние старорежимные скоты. Вели себя на радостях от успеха разнузданно. Это был неприятный звоночек.

По возвращении в Кемерово нас ожидала тишина и полное отсутствие интереса к нашим успехам и достижениям. Тогда мы сразу приступили к репетициям нового спектакля. Замысел у меня был готов.

Год жизни театра начинается не Новым годом, а числится с конца лета до начала лета. И тот год, в который мы обосновались в политехе, то есть второй год существования театра «Ложа», был самым счастливым в его истории. Он был таким плодотворным и насыщенным новыми опытами на сцене, новыми возможностями, новыми спектаклями, знакомствами, впечатлениями и идеями, что мы даже не заметили, пропустили, оставили без внимания глобальные события, которые произошли тогда в стране.

Мы как-то не очень обратили внимание на то, что великая страна СССР прекратила своё существование. Мы были заняты в это время возведением и устройством театра на новом месте. Денежная реформа, которая в одночасье лишила накоплений и сбережений миллионы и миллионы людей, прошла нами незамеченной. Денег у нас не было, мы про них тогда не думали, мы были слишком заняты другим. И нам было слишком ясно, что то, чем мы заняты, денег нам не принесёт.

Мы пропустили момент, когда вдруг у ровесников наших родителей не стало денег вовсе, а у наших ровесников их стало столько, что даже они сами не могли, не успевали их посчитать.

У нас, у людей, которые делали театр «Ложа», осталось впечатление от того года нашей жизни, будто мы зашли на репетицию в одной стране, а вышли с репетиции в другой. Когда мы заходили на репетицию, в городе ездили довольно редкие частные автомобили отечественного производства, а в основном общественный транспорт, служебные машины и грузовики заполняли улицы. Когда мы вышли, то увидели много иностранных машин, маленьких и больших, с рулём с левой, привычной, стороны и с непривычной, правой.