Театр Роберта Стуруа

Подводя итог обзора прессы, зафиксируем, что все рецензенты пишут о выдвижении на первый план образа Леди Макбет. При сравнении уровней режиссуры этой постановки и предыдущих творений Стуруа выводятся разнящиеся от статьи к статье результаты, порой противоположные и, как правило, оставленные без доводов. При этом один из рецензентов, сделавших сравнение не в пользу «Макбета», сетует на то, что конструкция этого спектакля обнажилась, не скрывает своего «головного происхождения»[228]. Действительно его внутреннее строение обнажено, но это свойственно всем произведениям режиссера, это является отличительной чертой спектаклей в театре того типа, что создает Стуруа. «Сделанность», сотворенность своего внутреннего устройства постановки Стуруа никогда не скрывают в силу их природы. Выявленность их конструкции обеспечивают уже сами зазоры между эпизодами, не вытекающими плавно один из другого, а соединяющимися встык. Что же до «головного происхождения», то любая конструкция создается осознанно, но в случае, когда она скрыта, не заставляет думать ни о ней самой, ни о способе ее появления на свет.

Автор одной из рецензий, оставляя объяснения за ее пределами, утверждает, что спектакль стал лишь поводом, использованным режиссером, чтобы поделиться собственными жизненными ощущениями[229]. Здесь уместно привести одно из высказываний Стуруа о сущностной особенности грузинского театра. По его мнению, если «в России ходят в театр, чтобы поделиться чем-то», то грузины идут туда, «скорее, (…) – чтобы почувствовать поэзию жизни, праздник жизни. Они от театра получают удовольствие, как от какого-то ритуала»[230]. Именно так видит театр и сам Стуруа, о чем он неоднократно говорил, например, так: «Самое для меня дорогое – ощущение театра как праздника. (…) Театр – праздник даже тогда, когда ставишь трагедию»[231]. Это представление о театре воплощается в постановках, театральная праздничность которых является неотъемлемым качеством всех спектаклей режиссера, что, кстати, сочетается с острым драматизмом.

Таким образом, спектакль остался частично «прочтенным». Говоря о содержании спектакля, рецензенты опирались на то, что происходит с героями. То есть, по сути, – на фабульный ряд пьесы. Исключением можно считать высказывание О. Скорочкиной. Если в жизни ни добро, ни зло не знает окончательной победы, пишет она, то в спектаклях Стуруа побеждает артистизм, искусство театра, которое спасает и гармонизирует мир, хотя бы в пределах спектакля[232].

В действительности артистизм здесь, как и в других постановках режиссера, оказывается составляющей целой темы, связанной с театром, с открытой театральной игрой. Более полное постижение спектакля может дать его разбор, прежде всего анализ драматического действия. «Более» – потому, что полное постижение художественного произведения, как известно, в принципе невозможно, каждый воспринимающий считывает его содержание частично.

Как же организована композиция постановки? В ней отчетливо вычленяются две параллельно движущиеся темы. Обе темы сквозные и ведутся непрерывно. При этом непрерывность не отменяет пунктирности в проявлении темы, поскольку, как мы упоминали, соединяющиеся ассоциативно эпизоды, образующие ее, могут соседствовать, а могут быть и отдалены друг от друга.