Пространство спектакля «В ожидании Годо – Часть первая» состоит из заведомо не сочетающихся друг с другом элементов. Здесь задник, созданный из ярких разноцветных лоскутков. Странное огромное дерево с подвижными ветвями, которые составлены из способных двигаться скрепленных шарнирами планок, со стволом, раскрашенным цветными полосами; в ходе спектакля оно становится персонажем, живо реагирующим на действия героев. Чайник на пеньке-кубе. И тут же воткнутый «в землю» зонтик, «амулет» режиссера, встречающийся едва не в каждом его спектакле. Такое сценографическое решение обозначает место действия и как опушку леса, и одновременно как театральный помост. Но точнее будет сказать, что оно опять же задает своего рода художественную формулу отдельных существенных сторон происходящего с его экстраординарностью обстоятельств, в которых оказались герои и в которых они ведут театральную игру, по сути создавая свой театр.
Сценография спектакля «Невзгоды Дариспана» представляет подробности городского пейзажа с его атрибутами быта и следами военных действий, сразу обнаруживая современную (на момент премьеры спектакля) Грузию. И, как всегда в спектаклях Стуруа, она не скрывает своей театральности: на площадке полуразрушенная стена дома, церквушка, современный автомобиль, частично видимый из-за кулис, – и тут же фрагменты интерьера современной квартиры с компьютером и евроремонтом. Таким образом, сценографический образ здесь обозначает время и место действия и, кроме того, заявляет его открытую условность.
Вещный мир постановки «Вано и Нико», в частности крупное изображение паровоза на втором плане, задает сценическим событиям определенное ограничение по временной координате, чему служит и звучащая в спектакле музыка из фильма «Огни большого города». Вместе с тем происходящее перед нами, как это всегда бывает в спектаклях Стуруа, актуально всегда, к тому же сидящие в креслах по периметру поворотного круга куклы ассоциируются с людьми разных эпох, которые размышляют о бытии в целом и, в частности, о собственной жизни. Этим занимается и Незнакомец, которому не дает покоя и даже лишает сна несовершенство окружающего мира. А изображения на картинах большого формата, расположенных у задника, высвечиваясь в разные моменты спектакля и ассоциируясь с происходящим в конкретных эпизодах, участвуют в обострении драматического действия. То есть сценография в этом спектакле указывала на эпоху происходящих на сцене событий, самым непосредственным образом участвовала в становлении действия, а совмещая на помосте несоотносимые вещи, обнаруживала заведомую сотворенность пространства и, значит, открытую условность происходящего.
К этому следует добавить, что для Стуруа свойственно применение пространства сцены как пространства именно театрального. Он часто использует не только планшет, но и трюм, и колосники, и оркестровую яму. Так, с колосников не только нередко свисают дополнительные временные занавесы, – порой оттуда спускаются герои, как было, например, с Макбетом или Ламарой в одноименных спектаклях, или отправляются вверх, под колосники, что происходило в «Кавказском меловом круге» с куклой, изображающей судью, вздернутого народом на виселицу, с той же Ламарой, с Натальей и Карожной в «Невзгодах Дариспана» или с ушедшей в лучший мир матерью Вано в виде изображающей ее куклы (постановка «Вано и Нико»). Получали свои роли у Стуруа и трюм, как было в спектаклях «Как вам угодно, или Двенадцатая ночь Рождества», «Гамлет», «В ожидании Годо – Часть первая», «Вано и Нико», и оркестровая яма, как, например, в «Макбете».
Как видим, сценография в произведениях Стуруа выполняет в разных сочетаниях следующие функции: она может указывать на характер происходящих событий; на обстоятельства действия; на социальный слой, к которому принадлежат герои; условно указывать на время и место действия; непосредственно участвовать в действии, в частности реагируя на событийный ряд или обостряя восприятие отдельных эпизодов. Во всех этих случаях налицо прямая, причинно-следственная связь сценографического образа с тем, что происходит с героями. Иногда отдельные детали сценографии сопрягаются с игровым рядом спектакля ассоциативно, что наблюдалось, например, в спектакле «Вано и Нико», где неизменное спокойствие статного коня, изображенного на одной из картин у задника, контрастировало с полной острых перипетий жизнью Вано. Открытая же театральность сценографического решения всегда обеспечивает остраннение происходящего на сцене. Как правило, сценографии спектакля Стуруа присуща лапидарность и скромность. Планшет у него служит прежде всего площадкой для игры актера.
Часть V. О мизансцене
Анализируя композицию, мы рассмотрели эпизод как ее часть. В многоэпизодной композиции, скрепленной ассоциативными связями, как в постановках Стуруа, эпизод одновременно является мизансценой.