Театр смерти

Сразу за дверью царил сумрак, но впереди мерцал смутный свет, вырывая из тьмы ступеньки лестницы, уходившей куда-то вниз. Рорк сунул руку в карман. Там лежал маленький шокер, запрещенный, кстати, для использования гражданскими лицами. Рорк положил его в карман, когда ему сообщили о том, что в театр, возможно, проникли взломщики.

Он двинулся по направлению к мерцающему впереди свету. В ноздри проник дух поспевающего домашнего пива и еще один приглушенный запах, который Рорк безошибочно узнал. Так пахнет смерть.

– Да, боюсь, на сей раз ты не ошибся, Ральф, – пробормотал он и завернул за угол.

– О, черт! Ой, мамочки! – Голос Ральфа срывался, округлившиеся от ужаса глаза, не отрываясь, смотрели на фигуру, которая висела на веревке, уронив голову на грудь.

– Если тебе хочется блевать, в этом нет ничего стыдного. Но, пожалуйста, найди для этого другое место.

– А?

Рорк обернулся. Лицо мальчишки было белее полотна, глаза остекленели. Пожалев парня, Рорк положил руку ему на плечо, надавил и заставил сесть на пол.

– Опусти голову и глубоко дыши. Это единственный способ оклематься. Все будет нормально, сынок.

Оставив мальчика, Рорк подошел к повешенному.

– Бедный глупый ублюдок, – сказал он вслух и, вытащив из кармана сотовый телефон, набрал номер жены.

– Даллас, – ответила она. – Это ты, Рорк? Я сейчас не могу с тобой говорить, у меня дел по горло.

– Кстати, о горле… Я сейчас как раз смотрю на одного типа, которого за это самое место подвесили. Короче, лейтенант, тебе придется приехать в театр. Выйдешь через служебный вход – и сразу спускайся на нижний уровень. Я тут нашел для тебя еще один труп.

* * *

За смертью неизбежно следует рутинная работа, даже если труп обнаружил муж опытного нью-йоркского детектива.

– Ты можешь его опознать? – спросила Ева у мужа.

– Квим. Лайнус Квим. После того как я тебе позвонил, я сверился со списком персонала. Бригадир рабочих сцены. Ему было пятьдесят шесть. Разведен, детей не имеет. Он жил на Седьмой улице – один, как следует из его личного дела.

– Ты был с ним знаком?

– Нет.

– Ладно, побудь пока здесь. Пибоди, дай мне лестницу. Я не хочу пользоваться этой, пока ее не осмотрят эксперты. Кстати, что это за парень, Рорк?

– Ральф Байден, из бригады уборщиков. Он сегодня работал один. Заметил, что дверь на сцену не заперта, и доложил своему начальству.

– Когда все это случилось? – спросила Ева, внимательно рассматривая упавшую лестницу и осколки разбитой бутылки.

Рорк посмотрел на нее долгим взглядом и только потом заговорил:

– Он связался со службой контроля в одиннадцать двадцать три. Через шесть минут об этом доложили мне, а я пришел сюда ровно в двенадцать. Вы удовлетворены моим рапортом, лейтенант?

Ева хорошо знала этот тон и поняла, что Рорк раздражен, однако сейчас ей было не до того.

– Вы с парнем к чему-нибудь прикасались?

– Я знаю правила. – Рорк нахмурился. – Теперь уже не хуже, чем ты.

Ева что-то невнятно пробурчала и полезла вверх по принесенной лестнице.

Смерть через повешение – всегда ужасно; достаточно взглянуть на это фиолетовое лицо, выкатившиеся глаза… «Покойный весил не больше шестидесяти килограммов», – прикинула Ева. Это мало, слишком мало, чтобы, повиснув, тело собственным весом переломило шейные позвонки и подарило несчастному быструю и безболезненную смерть. Этот человек умирал долго и мучительно, сопротивляясь смерти и зная, что ему не суждено победить.

Рукой, покрытой специальным составом, Ева вытащила из-за пояса повешенного вырванный из блокнота листок. Прочитав написанное, она бросила листок вниз.

– Упакуй его, Пибоди.

– Есть, босс. Самоубийство?

– Полицейские, которые торопятся с выводами, чаще всего оказываются в луже. Вызови бригаду экспертов и поторопи медиков. У нас – смерть по неустановленной причине.

Пристыженная Пибоди взялась за рацию, а Ева осмотрела узел на веревке.

– Почему, собственно, ты решила, что это самоубийство, Пибоди?

– Ну-у… Человек найден на своем рабочем месте повешенным, а это – традиционный способ самоубийства. Есть предсмертная записка, разбитая бутылка домашнего пива и один стакан. Кроме того, отсутствуют явные следы борьбы и насилия.

– Во-первых, повешение веками использовалось в качестве одного из видов казни. Во-вторых, пока у нас нет свидетельств того, что записка написана самим повешенным. В-третьих, до тех пор, пока тело не будет обследовано экспертами, мы не можем утверждать, что на нем отсутствуют следы насилия. А если даже они не обнаружатся, – Ева уже спускалась вниз, – это еще ничего не доказывает. Жертву, возможно, всунули в петлю в бессознательном состоянии.

– Понятно, босс.

– На первый взгляд это действительно похоже на самоубийство. Но мы не имеем права плавать на поверхности. Мы обязаны нырять вглубь: наблюдать, собирать улики, анализировать и только потом делать выводы.

Ева отошла на несколько шагов назад и окинула взглядом картину происшествия.

– Человек приходит в пустой театр, садится, выпивает стакан пива, пишет короткую записку, делает аккуратную петлю, залезает на лестницу, привязывает веревку к балке и прыгает вниз. Почему?