Театр тающих теней. Словами гения

Вернувшись в «Барракуду» из Лиссабона, где онлайн-билеты на выставку на все три изначально заявленных месяца распроданы за считаные минуты, а очередь за обычными билетами выстроилась вдоль Авенида де Берна на несколько кварталов, сидим в лаундже на крыше. С мамой, с прилетевшими ее мужем Олегом и моими так выросшими за лето братьями Левой и Леней.

И с обязательной на все случаи жизни консьержкой Мануэлой. И конечно же с Марией-Луизой, некогда разлучившей маму с ее нынешним мужем и немедленно появившейся, стоило только консьержке сообщить той, что Олег приехал. Сидим с Марией-Луизой, не будь которой в жизни мамы и Олега, и не родилась бы я. И с ее дочкой Эвой-младшей. И с отправленным Оленевым мне в помощь Паниным, который, как утверждает мама, гэбэшник. И с Витором Сантушем, и с его сыном и внуком. И даже с профессором Жозе Кампушем, которого отпустили из больницы.

И с полицейским комиссаром, который заехал с последними новостями. Да, Роза и Луиш арестованы, но спецслужбы вряд ли так просто отдадут своих агентов, пусть и бывших. Да, обвинение в пособничестве Жардин-младшей предъявлено, но у ее матери такие связи «в верхах», что можно практически не сомневаться, что той удастся выйти сухой из воды.

Фабио Жардин приехал к приемной матери и сестре, вместе забаррикадировались на вилле. Сидит там теперь с вулфовским кольцом на мизинце, кольцом с синим камнем, которое, кроме портрета Изабеллы Клары Евгении работы Брауэра, я нашла на «Портрете жены» Ван Хогволса.

— После взрыва пороховых складов в Делфте, при котором Ван Хогволс сильно пострадал, почерк его совершенно изменился. Что дало мне возможность предположить, что дальше за него писал другой человек. Скорее, даже два человека — в иных работах ощущается, как более уверенная рука правит уже написанное. Предположила, что за него дальше писала его жена Агата. Все работы, кроме одной. В «Портрете жены» ее рука не чувствуется. Но точно чувствуется рука Вермеера, который до этого учился у ее мужа. Вермеер мог помогать попавшей в тяжелую ситуацию семье учителя, править написанное Агатой. Но автор «Портрета жены» он. Предтеча и «Девушки с жемчужной сережкой», и «Девушки, читающей письмо у открытого окна». Помогая семье Ван Хогволса выдавать новые картины за работы главы семейства, подписать картину своим именем Вермеер не мог.

— А как тебе удалось найти «Театр тающих теней» Вулфа? — спрашивает Олег.

— У бабушки на антресолях. Мам, ты не знала?

Впрочем, могла бы у мамы и не спрашивать. Знаю же, что отношения с первой свекровью у нее не сложились и, что хранилось у Буси на антресолях, она знать не могла.

— У нее там много всякого хлама валялось, в том числе и антикварного. После ее смерти и своего неудачного замужества вернулась в ее квартиру, стала разбирать. Нашла проржавевшую жестяную коробку. В ней лежало несколько старых фотографий, даже не знаю, кто на них, дореволюционное издание «Подорожника» Ахматовой с каким-то письмом внутри, старая тетрадка со стихами, написанными тем же почерком, и эти рисунки. Стала разглядывать, что-то мелькнуло в голове. Посмотрела на свет и уже не сомневалась.

Братья, мои так быстро выросшие браться, уже погуглили примерную стоимость работ раннего Вулфа и говорят, что пора завязывать с хоккеем, переходить, как я, в искусствоведы. Прикалываются, конечно.

— А вот откуда у бабушки ранний Вулф, спросить не успела. Может, она тебе что-то говорила?

Мама пожимает плечами. Да, Буся ее не слишком жаловала, вряд ли бы что рассказала, но вдруг.

— Может, это из той самой жестяной коробки от дореволюционной детской железной дороги, которую твой отец со своей бабушкой нашли в санатории в Крыму?

— В Крыму? А почему Буся этого не знала?

— Бабушка твоего отца была по его линии. Со своей свекровью и твоя Буся не очень-то и ладила. А твой папа своей маме мог мальчишеские секреты и не рассказать.

Бабушка и внучек

Ленька.

Крым. Форос. 1965 год. Июль

— Айда после ужина места в кино занимать! «Фантомас разбушевался» сегодня!

Бабушка на «Фантомаса» не пойдет, сама сказала. Вчера «Войну и мир» крутили — два с половиной часа каких-то балов и разговоров, войнушки нормальной всего ничего, а она смотрела, оторваться не могла. Сам он вчера еле высидел. Так оказалось, это еще не конец, а только первый фильм про этого, как его там, Волконского. Не, тот декабрист был, девчонки в школе на смотре художественной самодеятельности, пыжась от вдохновения, бубнили из поэмы Некрасова: «Прежде чем мужа обнять, оковы к губам приложила». Тот Волконский, этот Болконский. Его в старших классах проходить будут, аж четыре тома мутотени читать, если там все про балы. Но бабушка говорит, дальше войны больше будет. Бородино и вообще.