Театр тающих теней. Словами гения

— Дальше с Парамоновым гаражи в Берлине. Игнат так в дело вошел, талант у парня к механике был явный. Вскоре он всеми гаражами, заправками и ремонтными мастерскими управлял. А мы с Маруськой в Италию уехали, деньги уже были. Потом в Америку, Маруське все масштаба хотелось.

— В Европе в модной индустрии всегда была конкуренция, а в Америке поле было непаханое, — снова подает голос Марианна.

— Ее модные дома там быстро развивались. В Берлине гаражи и мастерские перед войной отобрали. Парамонов уехал в Америку, третий раз начал все с нуля. Несколько раз встречались, говорил ему, что уже не в машины и гаражи нужно вкладываться, а в новые технологии, но не послушал. Умер в нищете. А Игнат от своих берлинских мастерских никак уезжать не хотел. В войну там оставался. Погиб. Думали, его нацисты в концлагерь отправили или расстреляли за то, что русский. После оказалось, вместе с семьей погиб при бомбардировке Берлина.

— Нашей бомбардировке?! — с ужасом произносит Таня.

— Кто ж теперь знает чьей? Кто из армий союзников тот сектор Берлина бомбил, не разобрать.

— Вы, милая девочка, пейте вино. Бокал белого никакой беременности никогда не мешал, — подает голос Марианна-Маруся.

— Откуда вы…

Таня совсем теряется. И сама еще не уверена, задержка небольшая, а эта женщина с первого взгляда.

— Девочка будет.

Таня смотрит на этих двоих, настолько понимающих друг друга, как ей с мужем никогда не понять. А с тем, с «не мужем», уже не поняли, когда открылись границы, он за океан уехал играть.

Смотрит и, сама пугаясь собственной дерзости, выговаривает:

— Простите за такой вопрос личный…

— Деточка! Он тебе уже столько личного рассказал, что еще за один вопрос извиняться будет странно.

— Почему у вас… у вас нет детей?

Молчит. Долго молчит.

Молчит так долго, что Таня в ужасе считает, сколько драгоценных минут на бетакамовской кассете напрасно потеряно.

Молчит. А Марианна за кадром почти неслышно произносит:

— Как-то не так Дора Абрамовна нас с Валькой предохраняла. Чтоб на промысле не понесли…

Сценаристка

Португалия. Алгарве

— Есть! — кричит дочка. — Ответ «Фонда Вулфа»!

В волнении нажимает на все сразу в своем телефоне, так что тот зависает. Гэбэшник отбирает телефон из рук Дали, жестом успокаивает и без единой эмоции открывает письмо.

— И?! Что там?!

— Все в порядке.

— Что в порядке? В каком порядке? Кассеты где?

— «“Фонд Ант. Вулфа” подтверждает, что согласно завещанию пять видеокассет фирмы Betacam переходят в собственность журналистки советского телевидения синьоры Малининой Татьяны через тридцать лет после факта самого интервью…»

— Тридцать?! Не двадцать пять, а тридцать?!

Кошмар!

Смотрю с ужасом. Дочка в состоянии такого же шока, как и я. Из всех нас соображает только Панин, сотрудников в его организации готовили к работе в стрессовых условиях, а я с тех пор, как в конце девяностых ушла из журналистики, этот навык потеряла.

— Тридцать. И почему такая паника? — продолжает абсолютно спокойным тоном Панин. — Интервью в каком году было?

— В 1988-м, в августе.

— А сейчас год какой?

Вычесть из даты нынешнего года тридцать мне сейчас не под силу. Но Панин спокоен. Он-то легко вычел.

— То-то. Ровно тридцать! — говорит Панин и продолжает читать: — «…доводим до вашего сведения, что определенный г-ном Вулфом срок истек и с данного времени синьора Малинина Татьяна является полноправной владелицей отснятого материала и, согласно завещанию, вправе распоряжаться им по собственному усмотрению. Кассеты в количестве 5 шт. могут быть отправлены DHL синьоре Малининой на указанный ею адрес после подтверждения ее личности».

— Что ты та самая журналистка, я им сейчас из Сети подтверждений накидаю. Паспорт неси! С паспортом в руках твое фото послать, — командует дочь и зависает. — Блин! У тебя же в паспорте…

— В паспорте фамилия мужа — Татьяна Лаврентьева. Но в свидетельстве о браке есть девичья фамилия.

— Свидетельство-то явно в Москве!

— Да, дома.

— А он… А Олег может скан прислать? Он в Москве? — Дочка едва ли не впервые называет моего мужа по имени.

— Сегодня должен с парнями вернуться со сборов, — отвечаю я. Притягиваю дочку к себе и понимаю, что теперь придется все рассказать мужу. Прежде чем нажать на контакт мужа в телефоне, добавляю: — Собирайся. Едем в Лиссабон.

И поясняю в ответ на впервые за все время чуть приподнятую бровь Панина Андрея Александровича:

— Бетакамовские кассеты вы где планируете смотреть? Без помощи бывших коллег с португальского телевидения их никак не посмотреть и в цифровой формат не перегнать. Бетакамовские видеомагнитофоны могли только в крупной телекопании остаться, старые архивы перегонять.

Даля

Португалия. Лиссабон