Читаем Театр тающих теней. Словами гения полностью

Насчет скандальности не слышала, но признаваться в этом Гэбэшнику не хочется. Что дочка много лет собирала коллекцию уникальных произведений живописи для Оленева, знаю. Хоть Даля почти ничего про свою работу не рассказывала, но на открытие выставки в Генте приглашала, только я полететь не смогла! Обещала, что приеду, когда выставку перевезут в музей Гульбенкяна в Лиссабоне. И вот приехала, и так гнала расследование, чтобы на открытие успеть, а не сидеть запертой в «Барракуде».

Какое сегодня число? Сколько дней до открытия осталось? Один или два? Странно, что дочка здесь. Обычно перед открытием кураторы выставок день и ночь проводят в музеях, а Даля сгоняла вчера в Лиссабон и сразу вернулась.

— И в чем же скандальность?

Другой бы на его месте выкатил глаза — что за мать, ничего про главное дело в жизни дочери не знает, взмахнул бы руками — тут такое творится, а вы… Лицо этого по-прежнему не выражает эмоций. Никаких. Просто открывает какую-то ссылку на своем смартфоне, протягивает мне.

«…уникальная выставка, которая на этой неделе должна была открыться в музее Гульбенкяна, со скандалом отменена. Коллекция русского олигарха Алексея Оленева признана поддельной… …не будет возвращена владельцу подделок, а будет показательно уничтожена…»

Вот что за неприятности по работе у дочки. Нет, не «неприятности», а катастрофа. Собранную ею коллекцию, которой она отдала почти десять лет, хотят уничтожить. А я ничем не могу помочь, коллекционирование совсем не моя сфера. И не помочь дочке не могу.

— А вам Даля зачем, — вспоминаю про интерес Гэбэшника к дочке.

— Оленев нанял…

— Далю добить?!

Пожимает плечами — первая относительная эмоция за весь разговор.

— Попросите Далю Леонидовну со мной поговорить. Это в ее интересах.

— В моем присутствии.

— Насколько знаю, она давно совершеннолетняя.

— Насколько знаю я, она не знает о вашей… э-э-э, специализации.

Мануэла звонит, приехал мастер по пылесосам и можно идти вызволять мой брелок-талисман.

Договариваемся с Паниным Алексеем Александровичем, что спустимся к бассейну с дочкой после того, как закончу с пылесосом. Только как дочке сказать, по чьему поручению ее ищет Гэбэшник? Ей и без наездов со стороны владельца коллекции сейчас плохо.

Вместе с неторопливым португальским мастером спускаемся в подвал, куда выведены «внутренности» навороченного встроенного пылесоса. Мастер открывает одну из подвальных комнаток, показывает на разные стойки, о чем-то спрашивает. Мануэла отвечает по-португальски и переводит:

— Спрашивает, какая из стоек ваша.

— В смысле, «какая из стоек»?

— Как бы вам это объяснить, — подбирает английские слова консьержка, — пылесос встроен вертикально, одна линия на все апартаменты, которые расположены друг над другом. Контейнер с отходами у каждой вертикали свой. Сказала, какой из них от вашей вертикали.

Понятно.

Мастер вскрывает нужный контейнер, чихнув и быстро бормоча, отходит в сторону — можно не переводить, возитесь со своим мусором сами. Консьежка говорит, что мне повезло, контейнеры чистили два дня назад, иначе пришлось бы нырять в мусор с головой.

Мануэла протягивает предусмотрительно заготовленные ею ярко-желтые резиновые печатки и такого же цвета фартук.

— Еще бы не помешал… как это будет по-английски…

— Респиратор! — догадываюсь я.

Но респиратора у Мануэлы нет. На ее предложение съездить в ближайшую аптеку машу головой — мне полдня уже не по себе, брелок-талисман со мной больше лет, чем лет моей дочери, где он со мной только ни был, и я впервые за все эти годы без него оказалась. Уж лучше замотаюсь банданой, которой закрывала голову от солнца во время «общего собрания», и буду искать, пока это продвинутое «чудо» окончательно мой талисман не проглотило.

Пыль. Пыль и паутина. Бретелька от бюстгалтера, точно не моя. Заколки для волос, сразу несколько, тоже на пол, наверное, упали. Хлопья, вернее, то, что он них осталось, это уже я утром пылесосом собирала, теперь по виду похожи на шоколадные, настолько в темной пыли. Еще пыль. Много-много спрессованной пыли, которая, слеживаясь, напоминает фетр или игрушки из папье-маше причудливой формы — то ли тучи, то ли звери… Звери! Может, мой волчонок-талисман в этих инсталляциях из спрессованной пыли?

Разбираю руками каждую «игрушку». Не то. Не то… Снова только пыль, чихаю уже сквозь бандану. Предусмотрительно вышедшая за дверь Мануэла желает здоровья и бормочет, что она же говорила, без респиратора не стоит и соваться.

Еще пыль. Какой-то кусок материи типа велюра. Сережка — ценная или бижутерия, в такой пыли не понять, нужно Мануэле отдать, пусть у соседок поспрашивает, кто потерял. Даже при тусклом подвальном свете сверкает, возможно, бриллиантовая — повезло ж кому-то из соседок, что мне приспичило свой дешевый брелок искать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза