Театр теней

Однажды я спросил монаха: "Что же это такие за семена, которые нужно искуривать из всеобщей копилки сознания"? На что он отметил: " Мы, буддисты, всё в мире, что имеет тела, называем вещами. Это – и камень, и дерево, и птица, и зверь, и человек.  Вещи в природе не имеют имён. Это человек дал им имена. Но все вещи имеют свою сущность. Поэтому нужно знать не их имена, а их сущность, что человек, держась за эти имена и их обозначения, сделать не может. Каждая вещь имеет свой свет и своё сияние, но человек видит только тень этой вещи, и в своём сознании манипулирует только ими, классифицируя их по признакам похожести. Но в мире нет ничего похожего друг на друга, каждая вещь обладает своей только присущей ей сущностью. А этого часто человек не замечает.  От этого у него и происходит непонимание мира, и вытекают все его ошибки. Узнавание истинного света вещей и называется "искуриванием семян из общего сознания".  Потому что к вещам, непохожим друг на друга, нельзя относиться одинаково, ко всему нужно иметь свой подход. Но и это не главное. А главное – то, что все вещи взаимодействуют друг с другом, и любое действие на них вызывает противодействие. От этого происходит постоянные столкновения и рождается напряжение в мире. И это не всегда люди учитывают. Поэтому мудрецу, чтобы сохранить в мире спокойствие в вещах, нужно оставаться всегда пассивным, созерцать мир и не пытаться его изменить. Всё, что происходит, должно происходить своим путём. Ведь влияния на весь мир он никогда оказать не сможет. И что должно осуществиться, то и должно осуществиться". – "Но как же так? – возразил я ему. – Если мир начинает гибнуть, то я должен сидеть, сложа руки, и наблюдать, как он гибнет?" – "Твоё вмешательство только ускорит его гибель, – заявил он мне, – можно легко научиться воздействовать на мир, но будет ли тебе и этому миру от этого польза? Ведь пока что человечество постоянно совершает только одни ошибки. Войны вокруг идут беспрестанно. Единственно, о чём должен думать человек, это – то, как ему сохраниться в этом мире, чтобы исполнить своё предназначение. Но вся трудность заключается в том, что европейский человек постоянно живёт чувствами, а ни умом. Так уж получилось, что по своему воспитанию у него чувства и разум находятся в постоянном противоречии. На Востоке у людей не так. У них мысли и чувства находятся в одном месте, в сердце. Поэтому они думают о том, что делают, и делают то, о чём думают. В Европе всё обстоит иначе, там часто совершают необдуманные поступки, поэтому европейцы постоянно страдают от войн".

То, что он сказал, я как-то пропустил мимо ушей и спросил его:

– Так всё же, можно ли как-то воздействовать на вещи?

Это меня тогда больше всего интересовало.

– Да, – сказал он, – но это можно делать, только тогда, когда человек пытается, познав истину, открыть её другим.

– Но как это делать? – спросил я.

– Но тогда уже не ты будешь использовать её, а она тебя, – сказал он, – для этого, нужно проникнуть в эту вещь, или в её сознание, и захватить её, но нужно помнить, что когда ты проникаешь в неё, то эта вещь может захватить и тебя. Поэтому в этом проникновении нужно всегда быть осторожным. А лучше всего – этого не делать, чтобы оставаться самим собой. А если при захвате этой вещи проявляется жадность, корыстолюбие или иные пороки человека, то эта вещь может погубить человека. Но самое главное в этом осторожном деле – не проявлять дьявольского поспешия, как говорили ваши оптинские старцы в своих молитвах.