Читаем Театральная эпопея полностью

Сеновин порывисто ответил нам обоим:

–Знаете, господа-товарищи, вот наш Драматический театр ставил Розова, его пьесы

«В день свадьбы», «Ее друзья», потом ставили Арбузова, пьесу «Мой бедный Марат».

Меня тут можете упрекнуть в увлечении старыми советскими пьесами, ненужной ностальгией по прошлым временам, но почитайте-ка их пьесы! Какие стремительные сюжеты, какой хороший язык!.. И самое главное: для нашего Драматического театра важна та забытая ныне тема хорошего человека! Хорошего, понимаете?.. Таких пьес сейчас никто не пишет! А Розов и Арбузов верили в торжество хорошего человека!

Незамыслов улыбнулся и прокомментировал реплику Сеновина:

–Понимаю вас, Юрий Ксенофонтович, понимаю ваши коммунистические взгляды.

–Да при чем тут…

–Нет, послушайте… Если мне не изменяет память, пьеса Розова «В день свадьбы» написана в начале шестидесятых годов прошлого века, так?

–Так…

–Она шла с успехом в свое время по всей стране, потом сошла со сцены. Ведь

конфликт, сами герои, проблемы- все это устаревшее для нашей современной жизни.

Все старое, даже мне такие пьесы смотреть не интересно, что тогда делать юноше

или девушке в театре? Не понимаете, как скучно им там? Не понимаете, что они хотят

увидеть что-то поновее Розова?

–Что ж, – заключил Сеновин, глядя печально на меня,– тогда вам нужно открывать

свой театр и ставить в нем свои пьесы. Как поступил известный режиссер Нукляда. Но

в Москве открыть вам свой театр не удастся. Может, лишь на периферии, где-нибудь

в Сибири.

–Гм, почему так пессимистично вы думаете?– удивился я.– Может, в Москве удастся…

–Нет! В Москве у вас ничего не выйдет! Даже не надейтесь!– веско сказал Сеновин,

поднимаясь и давая нам понять, что аудиенция окончена.– Надеюсь, мы обо всем поговорили?

Я и Незамыслов тоже встали, думая каждый о своем.

Уходя, я не удержался от вопроса, на который Сеновин мне не ответил:

–А все-таки, Юрий Ксенофонтович, один вопрос еще…

Сеновин нехотя отозвался:

–Ну, что еще?

–Все-таки ответьте, пожалуйста, если сегодня или завтра к вам войдет со своими комедиями сам мэтр Жан-Батист де Мольер, что вы ему скажете? Что вам достаточно одного Шекспира или Аристофана?

–Гм, без комментариев, молодой человек!– Сеновин поморщился, покачал головой,

на прощание сказав мне одну неприятную фразу, которую я запомнил на всю жизнь

и которая прозвучала, как откровение:– Чтобы вас когда-нибудь поставили в нашем Драматическом театре, надо стать классиком! Прощайте!

На какое-то мгновение я застыл, запоминая и осмысливая эту фразу, думая про

себя, что в нашей стране классиком можно стать только после смерти. А значит…Нет,

не то, что я боялся смерти, просто рановато мне пока на тот свет, пока не все написал,


что задумал написать и пока не достиг того, что задумал! Последняя фраза Сеновина

означала: он абсолютно уверен в том, что я никогда не стану классиком ни при

жизни, ни после смерти.

Выйдя из Драматического театра, мы с Незамысловым несколько минут прошли

в молчании.

Наконец, подходя к метро, Незамыслов осторожно спросил меня:

–И как ваше настроение сейчас, мэтр?

–Хорошее. Бодр, как никогда. Только не называйте меня мэтром.

–Весьма любопытно!– поднял брови мой знакомый.– Потерпеть фиаско и оставаться хладнокровным и бодрым?

–А что делать? Наша жизнь такова, что всегда следует оставаться спокойным и

бодрым. Честно говоря, не надеялся на хороший результат, но и плохой результат

тоже может помочь.

–Гм, интересно чем?

–Опыт… Чем больше опыта в общении с театральной публикой, режиссерами,

критиками, тем свободнее чувствуешь в их среде, тем больше надежд на успех.

Незамыслов засмеялся:

–Надежды юношей питают! Классиком станете?

–Постараюсь,– заверил его я.

–Что ж, похвально, что пытаетесь добиться успеха, мэтр!

–Спасибо за вашу помощь,– поблагодарил я Незамыслова,– но еще просьба к вам…

–Что еще желаете, мэтр Соколов?

Я взмолился:

–Хватить звать меня мэтром! Мы ж не во Франции!

–Да я в шутку… Так о чем ваша просьба?

–Помогите мне проникнуть на репетиции,– попросил я критика.

–Это зачем вам? И в качестве кого?

–Посмотреть театр наизнанку, что ли… Никогда не был на репетициях. Вместе с

вами, может быть.

–Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе?

–Вы поняли меня, Николай Антонович,– улыбнулся я.

–Хорошо, я подумаю… Только не в этот театральный храм, хорошо?

–Разумеется.

На том мы и попрощались.


Глава 6

Жан – Батист де Мольер.


Домой пришел я задумчивым и усталым. Жена сразу заметила мое меланхоличное настроение и спросила, хлопоча на кухне:

–Сережа, что-то случилось?

–Нет… Ходил вместе с Незамысловым в Драматический театр.

–А! А я думала, что-то случилось,– улыбнулась Валя.– То-то пришел позднее, чем

обычно.

Я привык, что Валя снисходительно относилась к моему литературному творчеству, говоря, что я по профессии врач, а литература и драматургия что-то вроде хобби. Я

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги