– Ну вот, дорогая Юля, простите, Юлия, если вы не знаете таких простых вещей, как вы можете делать предположения, что подходит этому тексту, а что ему чуждо? Вижу, вы все-таки сомневаетесь. Спросить вас еще?
– Вопросы здесь все-таки задаю я, – не без злобы проговорила Юлия Кликникова. Она уже не думала, что обворожительна.
– Хм! Как в кабинете следователя. Шучу я, не злитесь так, Юля… Юлия…
Рейтинг программы подлетал до небес. На голову телережиссера сыпались звонки с такой высоты, что он думал только об одном: уволят его с выходным пособием или по статье?
А в ухе обворожительной Юлии раздавались вопли.
– Бог мой, – шептал отец Никодим, закуривая ментоловую сигарету. – Бог мой… Он нас вы…л… Как он нас вы…л!
– Х…й. Короток.
– Да нет. Не короток, – священник закашлялся, прикурив не ту сторону сигареты. – Через всю страну протянул.
Ипполит Карлович взял мобильный. Набрал номер.
Неулыбчивый сразу ответил:
– Слушаю вас, – и подобие радости сверкнуло на его лице. Улыбка восходила только в случае телефонного явления людей масштаба Ипполита Карловича. А поскольку такие люди звонили ему нечасто, то и радости его были так мимолетны, так редки!
– Отмена.
Безрадостный мгновенно вышел из кабинета. Оставил Семена Борисова смотреть в нежные глаза второго инспектора – смотреть и холодеть.
– Так мы почти уже… Закрыли заведение.
– Отмена.
Ипполит Карлович нажал на сброс.
– Вы отменили! Вы отменили! – слова отца Никодима вылетали вместе с дымом. – Тогда он и завтра нас вы…т… Снова вы…т…
– Да что ты заладил. Святой отец.
– Я не святой отец!
– Я вижу.
– Зачем, зачем вы отменили, зачем!
– Знаешь. Если после такого. Мы закроем спектакль. Это будет. Еще хуже.
– Да как же мы допустили? Ипполит Карлович! Как? – священник был почти в слезах.
– И мы с тобой завтра придем. На премьеру.
– Да ни в жизни…
– Это единственный шанс. Что он не посмеет.
– Да это его только раззадорит.
– Только вздрочит, да? Ну. Если продолжать твой. Образный ряд. Батюшка. Прийти надо. Иначе решат, что мы в испуге. А мы плевать. На него хотели. На Сильвестра.
Отец Никодим взял еще сигарету из пачки, тоскливо на нее глянул, сунул в дрожащий рот и задымил.
– Оказывается, все у вас в порядке, – сказал неулыбчивый.
Семен Борисов приподнялся со своего стульчика. Ноги обретали правду. Пока только они.
– Тогда, – тихо промолвил директор, – тогда спасибо вам.
– Вам спасибо, – заулыбался лучезарный. – Образцовый театр!
– А нельзя ли… – замялся неулыбчивый, как бы стесняясь, вернее, неуклюже изображая стеснение.
– Конечно! Сколько вам билетов?
– Четырнадцать.
Директор понял, как проведет эту ночь: извиняясь перед теми, кого уже пригласил. Но тут его осенило: инспекторы-то больше не опасны. Заказ-то отменен. И Семен Борисов, директор прославленного театра, распрямился и ответил не без гордости:
– На наши премьеры даже премьер-министр столько билетов не просит.
Два инспектора, извиняясь за беспокойство, вышли из кабинета. Семен Борисов, вытирая платком покрасневшее лицо, сел в свое кресло, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Правда воцарялась в кабинете директора театра.
«Прощайся с ним, Юля, прощайся! – кричал режиссер. – Мы дикую природу поставим! Или черт знает что! Только не его! Прощайся, не давай ему говорить!»
– У нас есть традиционное прощание с телезрителями, – сказала Юлия Кликникова.
«Ты очумела, Юля! – режиссер вопил так громко, что некоторые слова начал слышать даже Сильвестр. – Я сказал, не давай ему слова!»
– Я помню ваше традиционное прощание, – сказал Андреев. – Не первый раз тут. Снова хотите, чтобы я вам о своей мечте рассказал? Думаете, у меня на каждую вашу передачу по мечте припасено? – усмехнулся Сильвестр. – Нет. Но вот на данный момент у меня такая мечта: чтобы вы когда-нибудь, хотя бы в старости могли ответить на вопросы, которые я вам только что задал.
– Это ваша мечта? – почти взвизгнула Юлия Кликникова, напрочь забыв о своей обворожительности.
– Да нет, конечно, это не моя мечта. Это мечта многомиллионной аудитории. Хотя ей давно уже пора мечтать о чем-то большем, чем ваша грамотность. Помогите ей, Юлия, выйти на новый уровень мечты. В общем, всех приглашаю на премьеру, – Сильвестр оглядел режиссеров и продюсеров. – Будет ярко. Незабываемо.
– Спасибо, дорогой Сильвестр Андреевич, – затараторила Юлия написанный заранее текст.
«Дорогой Сильвестр Андреевич» смачно захохотал. Сильвестров хохот прервала программа «Джунгли: посторонним вход воспрещен».
Ипполит Карлович и отец Никодим, не в силах оторвать взгляда от телевизора, смотрели, как львица нападает на буйвола, как прыгают обезьяны с лианы на лиану, как поднимается во весь свой страшный рост кобра, а индусы, улыбаясь, рассказывают, что частенько на их машины в горах нападают тигры. Поэтому они всегда ездят вдвоем.
– Ты что-нибудь понимаешь. Отец Никодим?
– Да что же, что же тут непонятного! Это фиаско.
– Вот это слово получше. Чем раньше. Но я не о том. Почему они вдвоем. Против тигра не боятся? То есть два индуса. Равны. Одному тигру. Что ли?
– Это мы с вами завтра в театре будем, как два индуса в джунглях.