Театральная площадь

Завороженная блеском бриллиантов, Ирина сначала даже не поняла, что именно Калиновский имеет в виду, — а когда наконец сообразила, было уже поздно. Он ударил ее в лицо кулаком. Коробка вылетела из ее рук и укатилась под стол, ожерелье выпало и осталось лежать на ковре. От удара Ирина покачнулась, но тут Калиновский снова замахнулся, она попятилась и рухнула на софу, стоящую у стены.

— Только не по ногам, только не по ногам! — отчаянно закричала она, прикрывая колени, в то время как озверевший маршал набросился на нее и принялся осыпать беспорядочными ударами.

— Сука! — орал он. — Шлюха! Курва!

В дальней комнатке — самой маленькой, тесной и похожей скорее на чулан — Глаша навострила уши, завздыхала и закрестилась на висящий в углу образ. Едва завидев сегодня на пороге мрачного Калиновского, она сразу же поняла, что добром дело не кончится. Вмешиваться она не собиралась — хотя Глаша и приходилась Седовой родственницей, ее коробила роскошь, в которой жила балерина, и домработница считала, что пара тумаков двоюродной сестре, так сказать, частично восстановит баланс справедливости.

— Ты думала, я не узнаю, что ты с ним спишь?! — кричал Калиновский.

— С кем? — прорыдала балерина.

— С этим твоим… плясуном канатным! Зашел сегодня в бильярд сыграть с ребятами… Сыграл, называется! Ты, оказывается, вчера его здесь принимала! Ах ты…

— Это неправда! — проскулила она.

— Как неправда, мне Генрих сам сказал! Сука!

И, продолжая осыпать Ирину бранью, он схватил первое, что попалось ему под руку, — ее же грязные трусы — и засунул ей в рот.

— Грязнуля! Вечно разбрасываешь везде свои тряпки… — Он обрушил на нее очередную порцию площадных ругательств, но вовсе не ее бытовые привычки больше всего бесили его в эти мгновения. — Нашла с кем путаться…

Она скорчилась на софе, ее волосы растрепались, кровь текла у нее из носа, из разбитой губы, и ни один из тех, кто ходил в Большой театр любоваться ее выступлениями, не признал бы ее сейчас. У нее был такой жалкий вид, что Калиновскому стало совестно. Но тут он вспомнил, что она изменяла ему, выставляя в смехотворном свете, и опять начал заводиться.

— Найду этого ублюдка, ноги ему переломаю…

Ирина затрепетала и вытащила изо рта трусы, которые действовали как кляп. Машинально она стала вытирать ими кровь.

— Его вчера здесь не было, — торопливо проговорила она, — не веришь мне, спроси у Глаши, у дворника, у кого хочешь… Я сказала, что он был со мной, потому что… потому что у него неприятности… Клянусь, у меня с ним ничего нет! После смерти той идиотки, которая отравилась, он вообще никого видеть не хочет…

— Врешь, — проворчал Калиновский, но не слишком убежденно.

— Клянусь! Ну не было его здесь… Я не хотела, чтобы его арестовали… потому и сказала… Я не думала, что Генрих тебе все донесет…

— А обо мне ты подумала? — вскинулся маршал. — Каково мне быть соперником этого… плясуна! В каком свете ты меня выставляешь? Меня, знаешь ли, многие не любят! Черт его знает, что они могут использовать против меня…

Ирина залепетала, что она не подумала… не хотела ему навредить… что ей и в голову не могло прийти сделать что-то, что может быть использовано против него…

«Ах, Дарский, ах, сволочь, — думала она, — на бильярде, значит, играли… Армейские товарищи! И донес… жизнь мне испортил… вон два зуба шатаются… ищи теперь зубного… Ах, Леша, Леша, да что же в самом деле такое… Дорого ты мне обходишься…»

Она наконец заметила, чем вытирает кровь, и с отвращением отбросила от себя тряпку.

— Что твой Вольский натворил? — буркнул Калиновский.

— Он не мой, — ответила Ирина. И хотя она старалась говорить равнодушно, в словах ее все равно чувствовалась тень сожаления.

— Помнишь, я тебе говорила… Мальчик из кордебалета исчез… и Головню отравили… И вот этот, как его, с Петровки, Опалиным зовут, думает на Алексея… — Она приподнялась, умоляюще глядя на маршала. — Скажи, ты можешь как-нибудь повлиять на… на все это? Пусть Опалина уберут куда-нибудь, не знаю… Он не имеет права так себя вести…

— Ты хочешь, чтобы я к Ежову пошел? — проворчал Калиновский. — Это же его ведомство… А карлик терпеть меня не может. — И с раздражением добавил: — Да что ты так волнуешься из-за своего бывшего? Если он ни в чем не виноват, ему нечего бояться… Никто его не тронет…

Ирина хлюпнула носом и только тут заметила, что драгоценное ожерелье лежит на полу. Тихо ахнув, она сползла с софы и на четвереньках поползла к нему, потом подобрала коробку и вернула украшение на место.