Театральная повесть Моя голубка

– В театр?.. Это хорошо. А как же годовщина нашей свадьбы?! – вспыхнула Мария. – Мы пригласили Сидоровичей. Они пожалуют к обеду в воскресенье. Наверняка. Не сомневайся. Анюта мне ещё вчера звонила, щебетала и кудахтала, что, дескать, чудно похудела в талии. Просилась на примерку. К тому же и Сляднёва обещалась…

Мария Анатольевна запнулась и даже обмерла на полуслове, как словно бы увидела в прихожей не только тень отца, но даже дядю Гамлета. И спохватилась:

– Пименов?! О, Боже! Прозаик Пименов припрётся.

– Ну и с чего ты так решила? – усомнился Ситник.

– А вот посмотришь. И к тому же не один, с «прицепом». Вот с этим важным адвокатом Филатовым Никитой.

Роман Иванович умолк, но багровел лицом. Мария продолжала:

– Никита в пятницу на скоростном прибудет из Москвы наверняка под вечер.

– И что?

– В субботний день отмокнет в ванной, гель, шампунь. Сотрёт с себя минувшую неделю. А в воскресенье вспомнит и про нас, объявится.

– Не факт.

– Объявится вот крест тебе на пузе. А что без спросу и без приглашенья? Так плевать ему. Какие к чёрту приглашенья? Он же адвокат Филатов. А этот, коль чего задумал, то пиши – пропало. Всё потому, что миновать его нельзя. Он неизбежен как тайфун.

– К чертям собачьим всех! – взревел Роман Иванович, но тут же жалобно взмолился: – Пусть они идут, моя голубка.

– Куда?

– Куда хотят. А мы с тобой пойдём в театр. Ведь ты же помнишь, как это прекрасно и чудесно?

Роман Иванович расправив плечи, двинулся вдоль комнаты. Тихонечко, на цыпочках, как- будто не желая кого-то разбудить и потревожить:

– Средь зрителей почтенный ропот. Душевный трепет в предвкушенье сказочного действа.

Украдкой глянул на жену:

– А театральное убранство?

– Угу, угу.

– Покрытые античной росписью фойе, плафон в центральном зале. Из мрамора резные лестницы. И кулуары сплошь в коврах. И ложи бенуар…

– О да. Чудесно!

– Возьмём себе билеты в бенуар?

Роман Иванович притих, остекленел глазами, замер и ушёл в воспоминанья.

И вспоминалось всё вот так:

– Я даже и не знаю? – призадумалась Мария.

Но зажглась, повеселела и как-то сразу позабыла Сидоровичей. Хотелось непременно в бенуар. К тому же если повезёт, в антракте миновав сонливого охранника, шмыгнуть за сцену, за кулисы. Украдкой заглянуть в гримёрки, в актёрское кафе и вспомнить всё былое, работу театральным критиком, памфлеты, фельетоны и растворится в сказочной среде всех этих гончаровских франтов, гоголевских прощелыг, лесковских баб и чеховских болванов, которых повседневно может быть в трамвае даже не узнаешь, но не здесь.

– Но нынче в первом ярусе места ужасно дороги, – Опомнилась Мария. – Не то, что в пролетевшие советские года. Тогда богема горожанам была ближе. И откровенно говоря, куда порядочней.

Мария остудилась и несколько иначе взглянула на искусство. Прикинула в уме в какую трату из семейного бюджета им с Ромой обойдутся два билета на спектакль. И вымолвила:

– Ой, ля-ля, – и вся палитра театрального убранства в её сознании невыгодно померкла.

А именно вот так:

– А как тебе венецианское стекло? – всё оживлял свои воспоминанья Ситник. – Ты помнишь эти люстры в холле? Огромные, слепящие глаза. На пятьдесят свечей.

– Электроламп, – поправила жена и уточнила. – На пятьдесят четыре электрические лампы. Две люстры по краям. Но это на Фонтанке. А в Каменноостровском всего одна. Я помню.

– Да, конечно, – отмахнулся Ситник, поморщился и возразил: – Однако ведь красиво. Нет, красиво, согласись же? И даже несколько помпезно.

– Не спорю, – сухо согласилась Маша, но настояла на своём: – Однако свечи были бы изящнее.

Мария принялась скрестись в посудной мойке. От ужина остались грязные приборы. Звякнули кастрюли, ложки, вилки…

– А вот тебе забавное, – подметил Ситник. – На службе слышал, что дежурные монтёры и электрики противятся использовать энерго-сберегательные лампы.

– И это почему же?

– А говорят, что свет от них не тот. Не та игра теней. Художественный замысел бледнеет. И норовят электрики вкрутить всё те же лампочки накаливанья, по двадцать семь рублей за штуку.

– Да ладно, не смеши. Электрики – ценители искусства?

– А вот и да. Хотя в постановлении правительства за номером два-нуль-пятнадцать указано использовать энерго-сберегательные. И кстати, всем муниципальным и иным учрежденьям. Однако допускается в светильниках использовать всё те же устаревшие по двадцать семь рублей, но лишь процент от общего числа приборов. А нарушителей – «по шапке!»

– Ага, – подметила жена. – Что допускается так это и понятно. То всякому смышлёному во благо и всякому пройдохе на корысть.

– И в чём же здесь корысть?

– По двадцать семь рублей вкрутить не жалко. К тому же допускается постановленьем, не страшно, не осудят. А «сберегайки» нагло тырят. Они в цене дороже на порядок. Так стало быть – в карман и в хату.

– Мария, как тебе не стыдно? – усовестил жену Роман Иванович. – Не факт, что лампы тырят. Напраслину разводишь и пустые сплетни. Ну, ведь не все же потеряли чувство меры. Ты рассуди сама, ведь это же театр! Храм искусства. Там даже стены дышат Мельпоменой. Так как же можно тырить?