Театральная улица

6 декабря, в день именин государя, все три императорских театра устраивали специальные утренние представления для всех школ. Огромные самовары кипели у входа на сцену. В эти дни театры выглядели необычно: масса детей и молодежи, ложи заполнены девочками в голубых, красных, розовых форменных платьях с белыми пелеринами. Партер предназначался для мальчиков, учащихся гимназий, кадетского и морского корпусов, лицеистов; на галерке – ученики общедоступных школ. Каждый ребенок получал в подарок коробку конфет с портретом царя, царицы или царевича на крышке. В антракте в нескольких фойе подавали чай и прохладительные напитки, причем все служащие были облачены в парадные красные ливреи с императорскими орлами. Особым угощением было прохладное ароматное миндальное молоко.

По возвращении в училище мы обменивались впечатлениями от увиденных спектаклей. Обычно нам предоставляли право самим выбрать, в какой театр пойти, но лишь немногие выражали желание пойти в Михайловский театр, хотя там выступала превосходная французская труппа. Если праздничный день совпадал с днями балетных спектаклей – средой или воскресеньем, – мы часто принимали в них участие. В один из таких дней нас прямо в костюмах пригласили в императорскую ложу, чтобы вручить нам конфеты. Императрица Александра Федоровна и вдовствующая императрица Мария Федоровна стояли в маленькой приемной перед царской ложей и вручали нам коробки конфет. Мы заходили по одной, делали реверанс и целовали руки обеих цариц. Рядом стоял царь. Он спросил:

– Кто из девочек танцевал золотую рыбку? Я вышла вперед и присела в глубоком реверансе.

– Как это было сделано, что кольцо Царь-девицы нашли у вас? – спросил он.

Иванушка, герой русской сказки, сюжет которой был положен в основу балета, ныряет на дно моря, чтобы достать кольцо, проглоченное золотой рыбкой. На мне была надета рыбья голова из папье-маше, в ней проделано небольшое отверстие с крышечкой, куда опускали кольцо. Я объяснила царю, как это делается, и наклонила голову, чтобы показать. Он улыбнулся:

– Спасибо за объяснение, я ни за что не догадался бы.

Его улыбка обладала неотразимым обаянием. Я не раз слышала, что все, кому довелось оказаться в его присутствии, также подпадали под обаяние его личности. У меня возникло ощущение, будто я побывала в раю.

Глава 9

Конфискованное вино. – Грим. – Великий князь Владимир. – Торжественное представление указу в честь кайзера. – Наши с Лидией проделки. – Драма или балет

Первые дни Великого поста, когда уроки танцев отменялись, были посвящены молитвам и причастию. Мы постились эту неделю и по два раза в день ходили в церковь. Всей душой ненавидели мы запах льняного масла, на котором готовилась еда. Старшие девушки обычно вышивали покров или напрестольную пелену для нашей церкви, а нас, младших, часто призывали на помощь, нам даже позволяли расположиться вокруг стола для «привилегированных», и одна из нас принималась читать вслух жития святых и мучеников. Нам раздавали двенадцать томов этого издания, все же остальные книги конфисковывались на всю первую неделю поста. Послеобеденные уроки проходили как обычно, а в четверг перед исповедью нас охватывало такое христианское смирение, что мы обращались к каждому преподавателю с просьбой «простить нас, грешниц».

В те годы я страдала малокровием и так сильно уставала от репетиций школьных спектаклей, что боялась плохо выступить во время представления. Мама, встревоженная моей худобой, принесла мне укрепляющего вина. Некоторое время мне удавалось прятать его в своем шкафчике, то под платком, то в школьной форме. Я давала его пробовать другим девочкам, и сладкое вино быстро убывало. Однажды мадемуазель Виршо обнаружила бутылку в моем шкафчике. Она была шокирована моим «порочным пристрастием». Во время следующего посещения маму попросили объяснить, в чем дело, в итоге пришли к компромиссу: если врач одобрит, лечебное вино будет храниться в лазарете и понемногу выдаваться мне перед едой; в ближайшее же воскресенье меня лишили посещения дома. На этом инцидент был исчерпан. Тогда я ощущала себя мученицей, но теперь, по совести говоря, должна признать, что основания для наказания были.

Переодеваясь к уроку танца, мы должны были, гладко зачесав волосы, убрать их за уши и заколоть. Все попытки уклониться от этой суровой моды, казавшейся нам столь непривлекательной, у младших строжайше подавлялись. Старшим позволялось немного взбивать волосы на макушке, а по достижении пятнадцати лет мы подрезали их спереди покороче, чтобы они выглядели пышнее. У меня были мягкие, немного волнистые волосы, по-моему, мне шло, когда они были слегка начесаны на уши. Но обычно меня отсылали с приказанием убрать эти начесы и вернуться приглаженной, как мы говорили: «будто корова языком лизала». Поэтому огромной милостью считалось, когда накануне школьных спектаклей нам позволялось намочить волосы и заплести их в множество косичек. На следующее утро все были курчавыми, словно негритянки, но результат нас вполне удовлетворял.