Театральная улица

Все мои помыслы разделились теперь между предстоящим дебютом и подготовкой к экзаменам. До сих пор меня переводили из класса в класс просто на основании оценок, без экзаменов. Учиться мне было легко, единственным камнем преткновения являлась математика. Мой мозг словно усыхал от цифр, и, когда дело доходило до счета в уме, приходилось прибегать к помощи дарованной природой «счетной машины», и я чрезвычайно ловко считала под своим фартуком из альпаки. Для подготовки к экзаменам мы разделились на группы, я занималась в паре с Еленой, умненькой девочкой, героиней многих притч батюшки. Она была очень добросовестной и каждое утро приходила, чтобы разбудить меня задолго до звонка. Мы шли в пансионерскую и читали заданный на этот день материал, а на ночь клали книгу под подушку – все мы верили в этот старый добрый обычай.

Я успешно сдала все экзамены, даже математику, и получила первую награду – книгу, которую сама выбрала. Я попросила «Фауста», что привело в смущение правление училища. Варвара Ивановна выразила мнение, будто «Фауст» не совсем подходящее чтение для молодой девушки. Мама рассказала мне о подробностях этого обсуждения, о чем в свою очередь узнала от Облаковой. В конце концов я все же получила «Фауста», роскошное подарочное издание с комментариями и множеством иллюстраций; на титульном листе была надпись: «Тамаре Карсавиной за успехи в учебе и примерное поведение».

Экзамены закончились, и в течение трех дней нас отпускали после полудня, чтобы мы могли сделать покупки. Предвкушение свободы будоражило нас. Изумительная новизна не испытанных доселе чувств придавала простейшим на первый взгляд явлениям своеобразный блеск. Сквозь призму собственного счастья весь мир казался мне прекрасным и добрым. Купец в Гостином дворе выслушал нас с большим вниманием; он обсуждал с мамой, будет ли мне к лицу розовая вуаль и серовато-бежевые кружева. Продавщица в лавке галантерейщика совершенно очаровала меня полезными советами, когда я совсем растерялась, не зная, какую шляпку выбрать – две из них мне особенно шли. В один из тех дней, когда мы занимались покупками, произошел случай, на первый взгляд совершенно незначительный, о котором, возможно, не следовало бы и упоминать, но он внезапно открыл мне всю глубину доброты человеческого сердца. По окончании училища каждая воспитанница получала 100 рублей на экипировку, довольно большая суммарно тем временам, однако мне нужно было одеться с головы до ног. Чтобы денег на все хватило, мама решила поискать мне подержанные пальто и юбку на Александровском рынке. Она знала там одну честную еврейку, занимавшуюся перепродажей подержанных вещей хорошего качества. Я слышала о существовании еврейского рынка, но еще никогда там не бывала. Витрины лавок под аркадами выглядели весьма благообразно, там была выставлена скромная старомодная одежда, какую обычно носят жены лавочников и люди скромного достатка. Внутри находилась ротонда со стеклянной крышей, вполне оправдывавшая свое название «суетливый рынок». Владельцы лавок, евреи, держались настороже, всегда готовые ухватиться за любого потенциального покупателя. Они были чрезвычайно говорливыми и пытались заполучить клиентов любой цeнoй, самые дерзкие доходили до того, что тянули покупательниц за юбки. Позднее я полюбила это место – маленькие, темные лавчонки привлекали меня значительно больше, чем претенциозные антикварные салоны, где каждая вещь имела свою цену, свою этикетку и свою историю.

Но в день первого посещения еврейского рынка я совершенно растерялась. В ответ на прямое обращение считала своим долгом по крайней мере вежливо отказаться, что очень смешило маму, она велела мне не терять времени даром. Мы вошли в маленький чистенький магазинчик. Женщина приятной наружности, по имени Минна, пригласила нас подняться по лестнице в опрятную мансарду. Одно за другим снимала она с вешалок платья и показывала нам. Мама выбрала темно-синий костюм английского покроя. Мне он показался совершенно новым; на этикетке, пришитой изнутри, стояло имя Редферн. Пожилой муж Минны сидел в углу и делал какие-то записи в бухгалтерской книге. Он поднял глаза и увидел, как я примеряю легкую нарядную накидку. На моем лице, по-видимому, отразилось восхищение, я перехватила добрый взгляд и ласковую улыбку, с которой Минна обратилась к мужу. Она произнесла несколько слов, которых я не могла понять. Минна повернулась ко мне и перевела его ответ.

– Абрам говорит, что на вашем лице написана счастливая судьба. Когда-нибудь у вас будут все наряды, какие вы только пожелаете. Тогда вам не понадобится больше приходить к нам, – добавила она с легким вздохом.

– Ну и что из того, жена, – строго вставил Абрам. – Пусть этой молодой даме сопутствует удача. Мы только порадуемся за нее.

Его слова прозвучали удивительно искренне. В старом еврее проявилось подлинное величие. Я была растрогана. Мир встречал меня с распростертыми объятиями.