Ведущим балетным критиком был тогда Скальковский. Он верил в мое будущее. Это был образованный человек, обладавший парижским лоском, истинный поклонник балета и автор нескольких книг по искусству. Свою истинную романтическую натуру он скрывал под язвительными остротами. Длинная статья, которую он написал по поводу моего дебюта во «Флоре», оставила меня в недоумении – я не знала, радоваться мне или огорчаться. Она, несомненно, была остроумной. Я до сих пор дословно помню некоторые фрагменты: «Балетоманы вооружились биноклями. Сидя на стульях, они вытягивали вперед шеи, чтобы не упустить из поля зрения люк, расположенный в глубине неярко освещенной сцены. Он медленно поднимается, и робко появляется юная танцовщица. Всё взоры восторженно следят за ее аттитюдами, любуются неподражаемой грацией олененка, ее византийскими глазами, гибкими руками. Карсавина по своему происхождению принадлежит к народу, создавшему богов и героев, потомки которого сейчас ведут торговлю губками и рахат-лукумом… Пока еще рано выносить окончательное суждение по поводу способностей танцовщицы. Она подает большие надежды, но оправдает ли она их – покажет время. Мне было забавно наблюдать за поведением публики, особенно зрителей галерки при виде своей любимицы. Оно напомнило мне прием, оказанный новому губернатору местным помещиком. Он пригласил цыганский хор, чтобы тот пел после обеда. Услужливый хозяин подскочил к губернатору. «Как ваше превосходительство пожелает, чтобы они пели? С выкриками или без?» – «С выкриками», – последовал снисходительный ответ. Этим вечером молодую танцовщицу принимали с постоянными выкриками с начала и до конца; еще до того, как она начала танцевать, зал разразился аплодисментами и криками. А когда разнервничавшаяся дебютантка смазывала пируэт, аплодисменты даже удваивались…»
Мой «провал» не повлиял на возможность дальнейшего продвижения. Невозможно было проявить ко мне большей доброты, чем наш директор. Управляющий конторой, правая рука директора, вызвал меня однажды для беседы. «Я солгал бы, если бы стал утверждать, будто вы оказались па высоте положения, – но все мы понимаем, что это произошло из-за большого волнения и недостатка сценического опыта. Но у нас нет ни малейшего сомнения по поводу ваших способностей. Мы многого от вас ждем».
В следующем сезоне мне поручили роль в другом балете – «Испытание Дамиса». Двойная роль давала возможность играть, и это отвлекало от технических трудностей. Балет был поставлен в стиле XVIII века, а в этой эпохе я чувствовала себя как дома. Я не слишком много знала о том времени, но с детства испытывала к этой эпохе какое-то интуитивное тяготение.
К моему репертуару добавился и одноактный балет «Грациелла», где мне снова представлялись широкие возможности проявить свои актерские возможности в ряде комических сцен. Сергей Легат был восхитителен и смешон в роли ревнивого возлюбленного. Непосредственность его игры заражала меня и помогала лучше понять свою роль. К тому времени у меня стали появляться свои методы создания концепции роли: я представляла внешность своей героини – чем сильнее отличалась она от меня, тем легче мне было. Когда мне удавалось придать форму роли, я как бы отходила в сторону и наблюдала со стороны за воображаемой фигурой, за всеми эволюциями ее танца и игры. У меня было слишком мало знаний о драматическом искусстве, и неоткуда было получить совета. Отрывочные воспоминания о виденном, отголоски прочитанных в неограниченном количестве книг, привычка придумывать разнообразные истории, в которых принимала участие я сама и окружающие, были единственными источниками, питавшими мое воображение в те времена. Грациелла привлекала меня уже своим именем, оно вызывало у меня образ грациозной девушки с покатыми плечами. Ей очень подходила головка принцессы, выглядывающей из окна дорожной кареты, которую я видела в своей любимой книге с иллюстрациями Швиндта. И это вызывало ассоциацию с балетами 1850-х годов. Мои локоны вызвали большие сомнения у Надежды Алексеевны. Плечи мои стали время от времени опускаться, и мама делала мне замечания, чтобы я не сутулилась. Однако некоторые критики отметили чувство стиля как в «Грациелле», так и в «Дамисе». За мной сохранили и роль во «Флоре». Теперь я почти преодолела страх сцены, и мой успех постоянно возрастал.