Театральная улица

На этом банкете были заложены основы прочной дружбы с ложей номер двадцать пять. Эта ложа бельэтажа принадлежала группе абонентов, друживших между собой. Я получила постоянное приглашение посещать ложу в те вечера, когда не танцевала сама. И мы с Лидией часто ходили туда. У меня никогда не было лучших, более преданных друзей. Эта ложа выделялась из всех прочих, так как двое из ее обитателей имели ассирийские бороды – настоящие «музейные редкости». Там же Присутствовал и хромой темпераментный адъютант, которого едва удалось уговорить не вызывать на дуэль родственника балерины, оскорбившей меня. Постоянным посетителем ложи был также моряк, известный под именем лейтенант Фуриозо. В перерыве между плаваниями лейтенант писал статьи о драме и балете. Он стал часто посещать наш дом, и, если меня не оказывалось дома, его вполне удовлетворяли долгие беседы с мамой. Он был ярым реакционером, а мама – либералкой, так что их беседы на политические темы всегда превращались в горячие споры. Но тем не менее мама любила его и охотно отпускала меня в его сопровождении в театр. Лейтенант страстно любил организовывать вечера. Перед уходом в плавание его активность особенно возрастала, и мы никогда не были застрахованы от его внезапного появления с тем или иным предложением. Ни одна из нас не могла устоять перед настойчивостью и пылом этого шумного полного человека. Мы до смерти уставали от бесчисленных увеселений и вздыхали с облегчением, когда он уезжал. Но даже когда он был за тысячи миль от нас, его блуждающий дух нарушал наш покой: среди ночи приходили телеграммы, в которых сообщалось, что над Мальтой голубое небо, или тепло приветствовал нас из другого полушария, Иногда приходили посылки с консервированными фруктами или же с сеном, которое когда-то было экзотическими цветами.

Глава 13

Моя первая главная роль. – Критика. – Расширение репертуара и повышение. – Дебют Бакста. – Кшесинская. – Отставка Волконского

Еще до окончания моего первого сезона в театре мне поручили первую главную роль в одноактном балете «Пробуждение Флоры». С радостью принялась я за работу. У балета не было сюжета – моя партия была чисто танцевальной, требующей более высокого уровня виртуозности, чем те партии, которые я до сих пор исполняла. Год выговоров со стороны Иогансона не прошел для меня даром – теперь я могла справиться со значительными трудностями.

Наступила весна, и светский сезон окончился, но это меня не беспокоило: весной я всегда пребывала в приподнятом настроении. Все шло хорошо. Мариус Петипа был доволен. «Tres bien, ma belle», (Очень хорошо, моя красавица – твердил он.) Все действительно шло хорошо до… генеральной репетиции. По-видимому, к тому времени я переутомилась, натерла пальцы ног, силы, казалось, покинули меня. Приближение премьеры вызывало у меня страх, доводивший до тошноты. Я совсем упала духом в немалой мере из-за того, что мои приятельницы по сцене постоянно внушали, насколько важен для меня успех в этой роли; другие, относившиеся менее доброжелательно, утверждали, будто слишком рано поручать мне столь ответственную роль. Как слова ободрения, тик и обескураживающие утверждения в равной мере лишали меня душевного спокойствия. Однажды зароненная в голову мысль о возможном провале теперь постоянно подтачивала мое самообладание. Она словно гипнотизировала меня. Накануне спектакля дома произошла небольшая ссора, но мои нервы были слишком напряжены, и мама вышла из себя. Я проплакала почти всю ночь и проснулась утром с головной болью и распухшими глазами. Лев дал мне немного мелочи, чтобы я могла нанять извозчика и слегка проветриться. К вечеру я была в совершенно ужасном состоянии, в горле стоял комок. Я вышла на сцену с таким ощущением, словно должна была предстать перед судом. Все кружилось перед глазами, ноги дрожали, и я не могла удерживать равновесие. По окончании спектакля раздался гром аплодисментов, букеты заполнили всю сцену. Но это не радовало меня. Я расценивала свое выступление как провал. Одна надежда теплилась в душе: может, зрители не заметили моих ошибок, ведь они так тепло встретили меня.