Театральные люди

Могучего тянет масскульт. У него в «Трех толстяках» есть лига Света и лига Тьмы. Добрые силы, как им и полагается, слегка туповаты и медлительны, темные — сообразительны и находчивы. Тибул, к ужасу зала, ходит по проволоке над головами партера без всякой страховки. Из радиоприемника несется голос Виктора Цоя про «войну 2000 лет». Когда война таки доберется до лаборатории профессора Арнери, то на сцену выползет настоящий танк, как в старых спектаклях Театра Советской армии. А потом среди дымящихся руин возникнет цирк-шапито с клоунами, фокусниками и даже медведем в натуральную величину по кличке Мигель (в его костюме попеременно выступают актеры Дмитрий Смирнов или Евгений Филатов).

Кстати, медведь неожиданно прижился в БДТ и теперь ведет свою собственную отдельную от «Трех толстяков» жизнь. К тому же он стал блогером. Бродит по театру с селфи-палкой. Раньше от него в страхе шарахались, а теперь привыкли. Ну вот есть у нас Мигель. Местная, можно сказать, достопримечательность. Иногда он выходит на набережную Фонтанки, где все с ним бросаются фотографироваться и делать селфи.

Может быть, когда-нибудь он станет чем-то вроде мхатовской «Чайки» — эмблемой нового БДТ. Но почему-то не думаю, что эта идея должна понравиться Могучему. Он не любит ни повторять, ни повторяться. В конце концов, образ Мигеля — всего лишь одна из его театральных причуд. Одинокое чучело со стеклянными глазами. Довольно грустное, если вдуматься. Что он может? Сидеть с другими актерами в буфете, фотографироваться со зрителями, выходить на сцену, веселить детишек, которые радостно откликаются на его появление.

— Смотри, это же Мигель, Мигель! — кричат они в полный голос, показывая пальцами на сцену, забыв, что находятся в театре.

Но им никто не делает замечания. Зачем? Пусть кричат. Теперь в БДТ можно.

2018

Другая вера Алиса Фрейндлих, Валерий Ивченко, Светлана Крючкова, Нина Усатова

В основном с героями этих очерков я общался во время интервью, отснятых для программы «Культурный обмен» на ОТР. Выглядело это так: пустынное театральное фойе в БДТ, утопающее в осенних петербургских сумерках, три софита, два стула, столик, две камеры… Они приходили ко мне по одному, как в кабинет к дантисту. И смятение, которое читалось на их лицах, было сравнимо разве что с предвкушением от визита в зубоврачебный кабинет. Похоже, это была не самая хорошая идея — снимать их в театре. Под грозным взором бронзового Товстоногова, находясь в непосредственной близости от кабинета А. Могучего, ощущая за спиной всю сложно устроенную махину под названием «Большой драматический театр», особо не разговоришься. К тому же грядущий юбилей — 100 лет — не слишком располагал к откровениям. К сожалению, тогда поменять на ходу ничего не удалось. Ведь это только на первый взгляд может показаться, что театр сплошь состоит из вдохновенной игры и веселых импровизаций. Вовсе нет! Как правило, это в высшей степени регламентированное и бюрократическое заведение, где все отлажено, просчитано, выверено, где каждый должен знать свое место и никогда не говорить лишнего. Тут все находятся при исполнении, даже народные артисты, любимцы публики, чьи имена «делают кассу». Не особо помню, как здесь было во времена Товстоногова — все-таки я застал его последние сезоны, — но при Могучем именно так.